все равно жаловаться бесполезно, концов не найдешь. Положеньице…
– Что случилось? – тихонько поинтересовалась Энджел. – У тебя вдруг стал такой вид, словно тебя собираются повесить на первом же фонаре…
– Нечто близкое, – сказал Мазур так же тихо. – Они у меня вытащили все деньги. Я теперь нищий.
– Да ладно тебе. Обойдется.
– Хорошо тебе говорить…
– А ты не забыл, что я тебя наняла на работу?
Мазур удивленно покосился на нее:
– Серьезно? Я думал, ты меня попросту вытаскивала…
– Везет тебе, – сказала девушка. – Я все равно собиралась нанять кого-нибудь: водить машину, таскать тяжелое… Местные у меня никакого доверия не вызывают – или воры, или шпики, или то и другое вместе. А ты, как-никак – белый человек… Хотя кто тебя знает, что там за душой…
– Я надежный и положительный, – с надеждой сказал Мазур. – В одном могу тебя заверить – что я не вор и не шпик…
– А как насчет перерезанных глоток? – прищурилась она, по-прежнему игнорируя шагавших рядом безмолвных солдат.
– Мисс, за кого вы меня принимаете? – натурально оскорбился Мазур. – Я всего лишь парень, охваченный страстью к постоянной перемене мест. Жаль, Библии нет поблизости, а то бы я поклялся надлежащим образом, что чист и непорочен…
– Это моряк-то? – фыркнул Дик, пребывавший в обычной своей мизантропии.
– Вот именно, – сказал Мазур. – Мы, моряки, только на вид грубы, а души у нас чистые и нежные… Это все от морского воздуха…
Дик цинично фыркнул.
…Через полтора часа Мазур пребывал в самом блаженном ничегонеделании, валяясь в одних джинсах на старомодной железной кровати, в маленькой, но чистой комнате, где на подоконнике старательно жужжал старый вентилятор, по размерам мало уступавший гребному винту приличного эсминца, а со стены, с потемневшего портрета, пытливо и чванно таращился седовласый сеньор в неизвестном мундире с высоким стоячим воротником, пышными эполетами из серебряного сутажа и парочкой незнакомых орденов на груди. Судя по морскому пейзажу за его спиной, украшенному двумя фрегатами с тройным рядом пушечных портов, мужик был свой в доску, флотский, а это прибавляло уюта – особенно если учесть, что драгоценная куртка покоилась в рюкзаке, а тот, в свою очередь, под кроватью, и никто пока что не покушался на взятое с боем сокровище…
Легонький стук в дверь опять-таки был слишком деликатным для потенциальных охотников за бродячим кладом, и Мазур преспокойно отозвался:
– Войдите!
Вошла его спасительница и временная хозяйка, в коротком пляжном халатике из чего-то вроде махрового полотенца. В руках у нее был потемневший мельхиоровый поднос, на котором красовался премилый натюрморт, состоявший из бутылки виски, сифона и парочки высоких чистейших стаканов.
Не переменив позы, Мазур смотрел на нее – точнее, в первую очередь на поднос. «Ну, разумеется, – подумал он скромно. – Кто может устоять против моего невыразимого обаяния? Вот и эта не выдержала,