всю компанию Дима. – Их все равно не сегодня-завтра сожгут.
– А откуда тебе известно, что они орешник жечь собираются? – спросила Настя.
– Слышал, как Филимоновна говорила племянникам, – отвечал Димка. – Юрка и Борька аванс просили. А Филимоновна им говорит: «Пока все, что нужно, не срубите и не сожжете, хозяйка денег не даст!..»
– Бедные мальчики! – с трагикомическим видом покачала головой Маша.
– А сколько этим племянникам лет? – поинтересовалась Настя.
– Много, – объяснил Димка. – Никак не меньше сорока. Здоровые такие бугаи, – широко развел он руки в разные стороны.
– Хороши мальчики! – звонко расхохоталась Настя.
– Это просто Коврова-Водкина их по старой памяти называет мальчиками, – внесла ясность Маша. – И как только видит Юрку и Борьку, вручает им по шоколадке.
– А Юрка и Борька предпочитают совсем другое, – добавил Димка.
– Вот именно, – заволновался вдруг Петька. – Бежим скорей за орешником, пока эти племянники и впрямь костер не устроили!
И он первым двинулся по направлению к даче Ковровой-Водкиной.
Жара к полудню усилилась. Поселок плавал в дрожащем мареве. Дачи тут выстроили в середине тридцатых годов. Необъятные участки. Огромные дома, снабженные всеми благами цивилизации, начиная от ванных и туалетов и парового отопления и кончая телефонами. Население Красных Гор вполне соответствовало такому размаху. Дачи приобрели, так сказать, «сливки общества» того времени. Крупные ученые, военачальники, деятели искусств. С годами состав поселка становился все более пестрым. Иные хозяева умерли, не оставив потомства. Дети и родственники других обеднели и, оказавшись не в силах содержать дорогостоящие загородные владения, спешили продать их самым случайным людям.
Последние годы участки в Красных Горах вовсю скупали новые русские. Снося деревянные дома, они возводили на их месте солидные особняки из камня и кирпича и при этом изо всех сил соревновались друг с другом в вычурности и монументальности. Особенно отличился владелец какого-то холдинга. Он построил у себя на участке пятиэтажный дом, почти в точности копирующий знаменитую Пизанскую башню.
Специалисты вовсю его отговаривали от эксперимента, утверждая, что местная почва подобного сооружения не выдержит. Однако счастливый обладатель участка только рукой махал: «Упадет – другую дачу построю». И, как ни странно, новоявленная «пизанская дача» пока стояла, хотя старожилы поселка, проходя мимо, неизменно утверждали, что она не сегодня-завтра рухнет.
Среди последних особенную активность проявлял низкорослый, но толстенький академик Павел Потапович Верещинский. Каждый день на рассвете он тайком пробирался на участок владельца холдинга, чтобы замерить угол наклона «пизанской дачи». Затем, дождавшись приличного времени, седовласый Павел Потапович колобком обегал поселок. Встретив очередного единомышленника, он всплескивал пухленькими ручками и, отчаянно картавя, объявлял:
– Чегез час эта гадость газвавится. Газвавится в пывь