даже не спорит. Прикусывает палец и погружается в задумчивость. Она не любит споров, не любит ничего доказывать и отстаивать свою точку зрения. От этого ее позиции не делаются слабее.
Легонько бодаю ее лбом:
– Эй, не уходи слишком далеко. Мне тебя там не видно.
– Расскажи что-нибудь интересное, – тут же просит она. – Тогда не уйду.
– О чем?
Лицо Русалки озаряется. Удивительно, до чего она любит всякие истории. Все равно о чем. Занудные и хромающие на каждый слог жалобы Лэри, путаные и ветвистые Шакальи повести – ее ничто не отпугивает, она готова часами слушать всех, кому вздумается изливать в ее присутствии душу. Это ее качество кажется мне одним из наиболее странных и наименее присущих ее полу.
– Так какую тебе историю? – заражаясь ее радостью, переспрашиваю я.
– Расскажи, как Черный стал вожаком, ладно? – просит она.
– Дался тебе этот Черный! Что ты им так заинтересовалась?
– Ты сам предложил рассказать. И спросил, про что. А интересно мне, потому что он мне вообще интересен. Как человек, которого ты не любишь.
– Не любишь – это слабо сказано.
– Ну вот. Как же мне может не быть интересно?
Я только вздыхаю.
– Не хочешь рассказывать? – подозрительно уточняет Русалка. – Так я и думала.
– Да нет. Просто боюсь тебя разочаровать. Я ведь и сам не знаю, как это произошло. Могу только догадываться. Они со Слепым торчали в Клетке. Делать им там было нечего. Слепого осенила идея отправить Черного вожаком в шестую. В изоляторе и не до такого можно додуматься. Он это предложил, и Черный каким-то чудом согласился, хотя на него это не похоже: соглашаться, когда можно отказать. Вот и все. Может, это было не совсем так, но меня там не было, да и никого не было, кроме них двоих, а значит, только они и могут знать, что и как у них там произошло.
– А как они очутились там вдвоем?
– Это совсем другая история. Которую я не хочу вспоминать. Она началась в Самую Длинную, а я не люблю…
– Ох, Самая Длинная!..
Русалка умоляюще дергает меня за фуфайку.
– Расскажи, пожалуйста! Самая Длинная – это так интересно! Все эти истории…
– Которые ты слышала тысячу раз. Попроси Табаки. Он прочтет тебе посвященную этой ночи поэму в двести строк. Или споет одну из тех десяти песен, что подлиннее. Той ночью у нас была Рыжая. Пусть она что-нибудь расскажет. Зачем мне повторять то, что ты и так уже знаешь наизусть? То, что все знают?
– Рыжая – одно, ты – совсем другое. Я не прошу пересказывать песни Табаки или его стихи. Хотя, если тебе неприятно, можешь вообще ничего не говорить. Только я не понимаю, почему? Ту ночь все любят вспоминать…
– И Рыжая? – уточняю я, заранее уверенный в ответе.
– Она – нет. Она тоже морщится и молчит, как ты.
– Поднимайся выше, – говорю я. – Слушай – и поймешь, почему в отличие от всех остальных я не люблю вспоминать ту ночь.
Русалка живо влезает на скамейку и пристраивается у меня под боком.