Вот пусть другая и будет, – в сердцах выпалила Ксюша. Заметила, как поджал губы самолюбивый муж. Но остановиться уже не захотела. Слишком накипело. – Знаешь, Игумнов, если думаешь, что на веки вечные купил меня, то – отдохни от этой мысли. Я за тебя замуж не за деньги пошла, а по любви. По любви и уйду, если что. Вместе с ребенком. Так и знай!
Она отстегнула ремень. Потянулась за сумочкой. Павел ухватил ее за плечо.
– Полно, горячка! Я чего решил! Уедем на днях отсюда. На мою родину, в Туапсе. На месте материнской халабуды коттедж поднимем. Катер морской купим, – можем теперь себе позволить. Я уж с дружками детства связался, чтоб местечко в бизнесе приглядели. По миру покатаемся. Ты ведь нигде не была. А тут – хоть в Египет, хоть на Канары – Багамы. Хоть, поди знай, куда. Куда пальцем на глобусе ткнешь, туда и рванем.
Ксюша, высвобождаясь, повела плечом.
– От кого бежишь, Игумнов? – горько усмехнулась она. Рука мужа ослабла и сползла.
Ссутулившись, Ксюша выбралась из джипа.
– Да будет себя накачивать, Ксюха! – донеслось из машины. – Я тебе главное скажу. Тебя я, после всего, что пережили, никогда не брошу. Кто бы чего ни желал!
От этого вырвавшегося «кто бы чего ни желал» Ксюшу перетряхнуло. Поняла то, о чем прежде лишь догадывалась, – уже желают.
– Делай как знаешь, – безысходно пробормотала она.
В голосе и в позе ее проступало нестерпимое страдание. Меня аж защемило. Заколебался и Павел. Но ненадолго.
Кот Пират перепрыгнул на переднее сидение. Зафырчал, привычно устраиваясь подле хозяина.
– Ты-то еще куда собрался?! Марш домой! – обрадованный возможности выплеснуть раздражение, Павел схватил кота за шкирку и вышвырнул на тротуар, – чего прежде не делал.
После чего рванул с места, рычанием мотора и визгом тормозов объявляя жене о незаслуженно нанесенном ею оскорблении. Я заметался. Из моего подопечного аж фонтанировала злая, притягивающая беду аура. Но слово, данное Анхэ, надо было держать. К тому же, в отличие от Ксюши, я точно знал, куда направился ее муж. Угрозы для жизни там не предвиделось. Я последовал за женой.
Через десять минут в квартиру позвонили. Ксюша, решившая, что вернулся раскаявшийся муж, с нарочитой неторопливостью пошла открывать. Увы, в дверном глазке обрисовалась фигура притоптывающей в нетерпении Оленьки.
Ксюша заколебалась, – сегодня ей никого не хотелось видеть. Тем более говорливую подружку.
Оленька, мать – одиночка, миниатюрная блондинка с зазывной поволокой в синих глазищах и пикантными ямочками на персиковых щечках, выросла и созрела в сознании собственной неотразимости. В самом деле, редкий мужчина мог устоять перед этой завлекающей улыбкой. В какой бы компании ни оказалась сексапильная синеглазка, она тут же принималась постреливать глазками, наполняя сердца мужчин истомой, а их жен – тревогой и неприязнью. К чести Оленьки, делала она это чаще всего вполне бескорыстно, просто из потребности лишний раз ощутить собственную власть над мужчинами. Но жёны-то об этом не знали.