допроса потерпевшего. – Стал быть, восьмого утром выехал в Белёв в командировку. В течение дня и вечера отец не отвечал на звонки. – Был вне зоны действия сети, – подправил Лёвушка. Лукинов не возражая внёс поправку. – Сам не звонил, – продолжил он скороговоркой. – К ночи обеспокоился, поскольку отец после смерти матери легко впадал в депрессию. Прервав дела, под утро девятого выехал в Тулу. – Перед этим среди ночи позвонил нашей уборщице, – напомнил Лёвушка. – Она ждёт под дверью. – Да, да, – согласился Лукинов. – Едва въехав в Тулу, – сразу в салон. В восемь утра, открыв, обнаружил тело отца. Рядом коллекционную коробку с фосфорными спичками девятнадцатого века. Всё так? Лёвушка подтверждающе кивнул. – Подписывай. Внизу. «С моих слов записано верно, мною прочитано». Поскольку самоубийство сомнений не вызывает и заявлений о пропаже ценностей не поступило, салон опечатывать не буду. После нашего ухода запрёшь дверь, решётки, поставишь опять на сигнализацию. И можешь заниматься похоронами. А дня через два заедешь, подробно передопрошу…Что-то не так? – встревожился он. Лёвушкины губы задрожали. Зрачки от ужаса расширились. Следуя его взгляду, Лукинов увидел, что Брусничко, сопя, навалился на мёртвое тело, вжал его коленом в кресло, и со скрипом и скрежетом орудует во рту покойника увесистым скальпелем. Ухватистые руки хирурга ходили рычагами.
– Отставить! – рявкнул следователь. Брусничко оглянулся недоумённо. Наткнулся на ошарашенное, готовое взорваться воплем лицо сына, на глазах которого глумились над телом отца. Лёвушка, обхватив пальцами виски, выбежал из комнаты.
– Палыч! Мозги иногда включать надо! – жёстко выговорил медику Лукинов. – Да у него одного жевательного зуба нет. Туда спичка угодила, – без инструмента не вытащишь. – А в морге это сделать было нельзя? Ты б ещё при сыне грудину ему пилить начал. – Увлёкся, – скупо повинился суд – медэксперт. С площадки этажа донёсся хрипловатый басок. Лукинов раздосадованно поморщился, – он надеялся закончить до появления начальства. В салон вошел руководитель следственного управления области Геннадий Иванович Куличенок. Человек без шеи. Лысый череп мыслителя казался вколоченным прямо в крутые плечи. – За лифтом еврейчонок рыдает. Сын, что ли? – обратился он к Лукинову. Тот хмуро кивнул. – Что ж? Его дело – рыдать, а наше дело – закрыть дело, – нехитро скаламбурил Куличенок. Прошёлся вдоль стеллажей. Остановился перед коллекцией эротических нэцке. – Ишь каковы, – подивился он. – Совокупляются прилюдно. В прежние времена автора за порнуху бы посадили. А ныне: на тебе – искусство! На такое искусство мы сами большие искусствоведы. Куличенок, пребывавший в хорошем настроении, сально гоготнул. – Между прочим, больших денег стоит, – Лукинов в списке отчеркнул нужную строку, показал шефу. – Иди ты! – поразился Куличенок. – За что только люди готовы деньги платить. Не без усилия отвёл взгляд от фривольных фигурок. – Ну что, Лукинов? Похоже,