положим, пороха там было всего ничего. Один бочонок. Маленький. И мы припрятали его далеко от Долгого зала…
Агнесс скосила глаза на запыленное окно, ожидая, когда по стеклу поползут морозные узоры – они бывают так красивы! – но Джеймс лишь вздохнул. Даже такая выходка Чарльза не казалась ему из ряда вон выходящей.
– Поскольку поездка в Итон была бы бессмысленной, сэкономленное время я готов потратить на дела в Лондоне.
Поклонившись Агнесс, он молча вышел из гостиной.
– Какие такие у него дела? – подступился к кузине Чарльз. – И кстати, для чего вас вызывали во дворец?
– Я… я гуляла в Грин-парке и… и повстречала архиепископа Кентерберийского, – вдохновенно солгала она. – Он хотел передать мистеру Линдену привет. Все ж они коллеги… в некотором роде. Теперь у них какие-то общие дела… церковные, и они хотели посвятить в них королеву.
К ее немалому удивлению, Чарльз проглотил ее ложь с тем же аппетитом, с каким давеча уплетал нугу.
– Чего только на свете не бывает, – присвистнул мальчик. Похоже, дядины странности тоже были ему не в диковинку. – А ты сама не хочешь почитать?
– Что почитать?
– Не Великую же хартию вольностей! Мой дневник.
– Да ты что, как можно! Чужой дневник!
– Если с моего согласия, то можно.
Чарльз порылся под подушкой и извлек книжицу, переплетенную в шагрень – зеленую и пупырчатую. Видимо, незадолго до прихода Агнесс он перечитывал дневник, скучая по школе.
– Сейчас я отыщу тебе что-нибудь поинтереснее, какой-нибудь вдохновляющий пассаж… Так, ну это клише… а это вообще стоило бы вымарать, дабы не гневить бумагу… Вот, хотя бы…
Буквы, выведенные легким, летящим почерком, складывались в слова, но что это были за слова!
2
«Свист и удар, свист и удар, и так до бесконечности. Стискиваю зубы, проглатывая крик. Не отгоняю боль, но бросаюсь в поединок с ней, пока она не подчинится мне, пока из всепоглощающей, от которой хочется скулить и давать любые клятвы, не превратится в легкое жжение, по-своему даже приятное. Ну вот, так лучше. Теперь за дело.
Перочинный нож споро скользит по дереву, вырезая буквы. Их остается четыре.
Так начался мой первый день в среднем отделении пятого класса. Отучившись в нем, попадаешь в старшее отделение, где сидишь, как на иголках, дожидаясь вакансии в шестом. А после шестого – все, свобода! От нее меня отделяет пара лет.
По традиции, я должен был притащить в часовню «церковные сласти», сиречь кулек с орехами, и угостить других пятиклассников. Но мы же не дети, чтобы грызть миндаль и замирать от дерзости. Я принес кое-что посолиднее – флягу с бренди. Мы пускали ее по рукам во время коленопреклонений. Забавы наши протекали гладко, пока Генри Лэмбтона не угораздило загоготать посреди гимна. За смех в часовне директор спускает шкуру. А за смех, вызванный глотком бренди, он готов пробрать тебя до костей.
Отдуваться за всех пришлось мне, но я и не возражаю. Давно хотел осуществить