Hunt and his school, and every body else with their school, and even Moore without a school, and dilettanti lecturers at institutions, and elderly gentlemen who translate and imitate, and young ladies who listen and repeat, baronets who draw indifferent frontispieces for bad poets, and noblemen who let them dine with them in the country, the small body of the wits and the great body of the blues, have latterly united in a depreciation, of which their fathers would have been as much ashamed as their children will be. In the mean time, what have we got instead? <…> A deluge of flimsy <ср. с flimsy mottos из возмутившего Байрона отрывка «Сна и Поэзии». – примечание переводчика> and unintelligible romances, imitated from Scott and myself, who have both made the best of our bad materials and erroneous system. What have we got instead? Madoc, which is neither an epic nor any thing else; Thalaba, Kehama, Gebir, and such gibberish, written in all meters and in no language. Hunt, who had powers to have made «The Story of Rimini’ as perfect as a fable of Dryden, has thought fit to sacrifice his genius and his taste to some unintelligible notions of Wordsworth, which I defy him to explain. Moore has – — – But why continue? – — -32).
Для Китса, который был желанным гостем в доме Ханта в Хэмпстеде, в английской литературе интерес представлял, главным образом, период XVI – XVII веков – словесная игра Шекспира, монументальные творения Мильтона, виртуозность Спенсера (изобретение которого, т.н. «спенсерову строфу», вариацию октавы, брал за образец и Байрон («Паломничество Чайльд Гарольда» (1811)), а Китс написал этой строфой одну из наиболее зрелых своих поэм, «Канун Святой Агнессы» (1819)). Подробнее о многоразличных влияниях в «Гиперионе» будет сказано в свое время в примечаниях к настоящему переводу, здесь же попытаемся лишь в общих чертах пояснить саму концепцию данной работы. Эта концепция, как уже говорилось в самом начале, возникла непосредственно из тех критических замечаний, которые публиковались как в статьях известных изданий, так и в одном литературном произведении – байроновском «Дон Жуане». Автором наиболее обстоятельной критической статьи, которая появилась в августе 1820 в номере LXVII «Эдинбургского обозрения», – уже упоминавшегося касательно критических стрел в адрес Байрона в 1809 г., – был знаменитый критик Фрэнсис Джеффри33. Статья эта заслуживает внимания и современного читателя, т.к. в ней нет почти ничего, что можно было бы счесть тенденциозным или безнадежно устаревшим (чего нельзя сказать о не столь давних работах, в особенности тех, которые были написаны советскими литературоведами). Джеффри весьма лестно отзывается о произведениях Китса, вошедших в издания 1817 и 1820 гг. «Эндимион», «Ламия», «Канун Св. Агнессы», «Гиперион» и др. Вот небольшой отрывок: Мистер Китс, насколько нам известно, ещё весьма молодой человек, и всё, что им написано действительно и в достаточной мере свидетельствует об этом. Его сочинения полны излишеств и нарушений правил и норм, опрометчивых попыток быть оригинальным, бесконечных отступлений, а <местами> смысл их излишне затемнен. Поэтому они явно нуждаются в самом снисходительном отношении, какое только может получить впервые публикующийся <автор>: – но мы также полагаем, что не менее ясно и то, что эти сочинения заслуживают такого снисхождения, так как в них повсюду вспыхивает яркими вспышками фантазия, и они настолько колоритны и щедро усеяны цветами поэзии, что, даже заплутав и потерявшись в их лабиринтах, не можешь сопротивляться, всё больше опьяняясь их сладостью <…>. (Mr. Keats, we understand, is still a very young man; and his whole works, indeed, bear evidence enough of the fact. They are full of extravagance and irregularity, rash attempts at originality, interminable wanderings, and excessive obscurity. They manifestly require, therefore, all the indulgence that can be claimed for a first attempt: – but we think it no less plain that they deserve it; for they are flushed all over with the rich lights of fancy, and so coloured and bestrewn with the flowers of poetry, that even while perplexed and bewildered in their labyrinths,