.

Антона Павловича Чехова для всех нас священна.

      Поэтому с благоговейным чувством в годовщину его кончины возлагаем на дорогую могилу венок.

      Увы – венок терновый.

      Впрочем, Антон Чехов слишком русский писатель, чтобы мог надеяться на пошлейший лавровый венок.

      Русским писателям терновые венки более сродни. Итак:

I

      – Г-н редактор! Вас спрашивают.

      – Кто?

      – Говорит: Чеховьянец. Должно, из армян.

      – Да что ему нужно? Чем занимается?

      – Я спрашивал. Говорит: Чеховьянец.

      – Странное занятие. Пригласите его.

      Вошедший господин вынул из кармана коробочку, открыл ее и последовательно разложил передо мной измятую, довольно грязную салфетку, две обгорелых спички, кусочек сахару и велосипедный билет за № 14121, выданный двинскому мещанину Терентию Иванову.

      – Вот.

      – Что это?

      – Не купите ли?

      Я внимательно осмотрел разложенные богатства.

      – Видите ли что… Я предпочитаю покупать спички неиспользованными, оптом, так… не менее целой коробки сразу. Сахар я приобретаю по знакомству, необгрызенный и, кроме того, стремлюсь, чтобы он был без желтых пятен. Покупка тоже оптовая: два-три фунта… Билет этот более полезен велосипедисту Терентию Иванову, чем мне – не велосипедисту и не Терентию Иванову. И, наконец, салфетка носит на себе очень заметный светлый знак из букв и орнамента: «Золотой Якорь». Ну, какой же я, посудите сами, Золотой Якорь?!