асилий Левкоев последний раз встречался с руководителем миссии Адриановым в неофициальной обстановке. На встречу он шёл с чувством неопределённым и поэтому тревожным. Казалось, всё давно обговорено, до последнего миллиметра выверено его место в экспедиции, до мельчайшей подробности расписаны обязанности, да и далеко не самый важный человек он в этом деле. Удивительно, что он, гуманитарий, научный журналист, поэт, спортсмен и путешественник, пройдя сложнейший отбор, всё-таки занял кресло участника труднейшего полёта.
Левкоев шёл по цветущей, поющей на все птичьи голоса аллее. В голову приходили самые глупые мысли – о том, что, пожалуй, нехорошо это, покидать Землю в мае, когда самое цветение. Что изумруд, золото и бирюза – такие чистые и пронзительные краски, которых он, может быть, больше никогда не увидит. Что в траве разбросаны желтки одуванчиков. Что на чёрном полотне туч, точно рябь, играют белесые брюшки ласточек. Что… И мысли разлетались испуганным роем бабочек, которых коснулся ветер.
Адрианов принял его сразу. И сразу же, как это было всегда, дал понять, что встреча необходима.
– Василий Семёнович, ваше место в составе экспедиции совершенно заслужено. Вы это, конечно, знаете. Вы – профессионал своего дела. Но я заметил, иногда вы сомневаетесь в себе. Поэтому я скажу… – И тут Адрианов, всегда скупой на эмоции, смягчился и поддался какому-то внутреннему порыву. – Да, с технической стороны вы, конечно, не самый главный участник экспедиции, но с человеческой – важнее вас в этом полёте нет никого. Командир отвечает за миссию в целом, члены экипажа ему помогают и выполняют поставленные перед ними задачи. Вы же отвечаете за то, что именно вашими глазами полёт увидит человечество. И имейте в виду, – сказал Адрианов на прощание, – что, когда мы встретимся, книга должна быть написана.
Пожимая руку Адрианова, Василий впервые заметил, какие у него акварельно голубые глаза. Все побаивались этого сурового начальника Центра Управления, наземного руководителя миссией. А сейчас это был романтик, в глазах которого отразилось и навсегда осталось небо.
2.
Тридцатого мая 2052 года на околоземную орбиту с миссией «Одиссея» был запущен космический корабль «Улисс». На борту находились шесть членов международного экипажа. Капитан и первый бортинженер – Александр Осмолов, второй бортинженер француз Перрен, биолог японка Ямада, математик итальянец Коломбо и Василий Левкоев, официальный историограф экспедиции.
Корабль направлялся к первому контуру ускорения. Всего таких контуров было обнаружено два, и задача миссии состояла в том, чтобы исследовать их природу.
История открытия контуров связана со случаем, когда двадцать лет назад исчезла китайская исследовательская станция «Лунный дракон». Её посчитали пропавшей, как вдруг, словно из ниоткуда, через пять лет она снова вышла на связь, но уже с орбиты между Землёй и Марсом. Аппаратура тщательно фиксировала параметры полёта и добросовестно отправляла их на Землю. И всё же ни один сигнал принят не был. Своё объяснение случаю предложила итальянская группа математиков во главе с Джузеппе Коломбо. Учёные выдвинули гипотезу, что если космическое тело обладает необходимой скоростью и находится на пути гравитационной волны, то возникает резонансная частота и тело смещается во времени. Космос буквально покрыт изгибами таких флуктуаций, словно поверхность пруда от брошенного камня. «Лунный дракон» движением волны был смещён на новую орбиту, а потом по неясным причинам выскочил из этой волны. Коломбо предположил, что, чтобы остаться в резонансе, потребовалось бы новое ускорение.
– А всё-таки что на самом деле произошло со станцией? – спрашивали дотошные журналисты Коломбо.
– Всё это время она находилась… в будущем, – отвечал он. – Её путешествие длилось и доли секунды – и пять лет. Мы столкнулись с новым парадоксом, когда время, простите за тавтологию, одновременно и длительно, и моментально. Язык математики этого описать пока не может. А для человеческого понимания это такой же парадокс, как, например, корпускулярно-волновой дуализм. Приходится принять время и как длительность, и как момент.
– Но почему учёные не получали сигналы? – спрашивали скептики.
– Пока мы были учёными из прошлого, – шутливо ответил Коломбо, – тогда и не получали. А как только стали учёными из будущего, сразу сигнал и получили. – А потом серьёзно добавил: – Дело в том, что сигнал переместился во временно́е измерение и был искажён. Все эти пять лет он приходил к нам, но в трёхмерных координатах он был в дискретном, разорванном виде. Мы просто не знали, чего нам ждать.
– Что делать дальше? – спрашивал учёных уже весь мир.
– У нас есть перспективная математическая модель. Она имеет несколько предсказаний. В частности, что место выхода из одной гравитационной волны является местом входа в другую волну. То есть новым контуром. А проверить эту модель предстоит астронавтам.
3.
Левкоев перелетал из отсека в отсек, настраивая аппаратуру. На обоих руках и на лбу были закреплены видеокамеры. Изображение с них поступало на планшет, на тыльную сторону которого складывалась клавиатура.