Я не верю, но мне страшно».
Смысл этого разговора, полного ужаса, ясен: даже эти нигилисты до того жаждут существования души и Бога, чтобы «на Нем положить свою жизнь», что с благоговейным ужасом и боязнью произносят и само слово «душа». Они желают, им хочется думать о ней; им страшно думать, что она есть, и еще страшнее признать, что ее нет. Тело свое они «изжили», взяли из него все, что можно. И теперь встает вопрос: куда же идти дальше? С точки зрения их прежнего мировоззрения ответ ясен: «идти в смерть». Но останавливает мысль: «а что если есть душа?». Ведь тогда можно жить, тогда открывается цель и смысл жизни. Просто так нельзя умереть, придется вечно нести погубленную, проданную телу душу. Это сознание радостно, мучительно и ужасно.
Нужно выбрать одно из двух: или, изжив все наслаждения, пережив все, что может дать жизнь пьяного, наркотического, скорее убить себя, не опомнившись от похмелья, или уверовать в бессмертие, в эту «страшную душу». Скажем яснее: человек знает два мотива-импульса, позволяющие ему нести «обузу жизни». Один мотив – жизнь для себя, для тех нервных, пьяных ощущений, которые даны в «жизненном кубке». Так живет Федор Павлович Карамазов (герой романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы».), который стал на сладострастии своем, как на камне; так живут многие, по причине тупой, страстной привязанности к ощущениям жизни принимающие мир прежде, чем найдут нравственный смысл его, или даже без всякого смысла, без высшей идеи, удерживаемые в этой жизни «силой карамазовской низости.
Только себялюбцы без крыльев, с узенькой мещанской душой могут дожить до того дня, когда недоросшая душа бросит изношенное тело. Они могут существовать лишь потому, что не живут, а передвигаются изо дня в день и, недостойные жизни, не чувствуют ее и не творят ее. И, не живя, они не умирают, а, незаметные, уходят из этой жизни. А те, кто с «крыльями», если они живут «силой карамазовской низости», пьют из кубка с отчаянием, неудержимо, а когда вино не пьянит, не вынося похмелья, разбивают кубок об пол.
Итак, с одной стороны, – бессмертие, а значит, напряженная духовная жизнь, с другой – тупое прозябание людей ни теплых, ни холодных, ведущее к самоубийству.
Есть и другой тип людей: они живут общественно-альтруистическим инстинктом. Лейтмотив их жизни – «нужность», полезность для человечества в его скорбном пути к счастью, борьба за гармонию всей человеческой жизни. Но этот мотив силен только рядом с идеей души и ее бессмертия. Только тогда человек может участвовать в созидании общего счастья, когда он уверен, что и он, его «я», будет петь осанну будущей гармонии мира и торжествовать с пальмами победу – личное бессмертие, – и еще более тогда, когда он уверен, что счастье всего человечества не рассеется в будущем, как дым.
Если нет уверенности в том, что духовное богатство человечества вечно, потому что вечны и «души – носители богатства», то и любовь к человечеству невозможна. Можно ли любить человека, когда от всего человечества не остается в будущем и сального пятна, и можно ли любить мир, когда в будущем он обратится со всеми душами и идеями