ужасов, когда обычные вещи вдруг становятся кошмарами – «смертоносное сено», «дрель-убийца, «детали от станка гонялись за рабочими по всему цеху». Какой цели служат фильмы ужасов? Подружить человека с адом, наполнить его душу адскими образами еще здесь, на земле, вселить в него страх, тоску, отчаяние. И человек добровольно идет на это, ведь «все, все, что гибелью грозит, для сердца смертного таит неизъяснимы наслажденья», по словам А.С. Пушкина. Потому-то и находят отклик подобные картины в душах людей, потому-то с особенным старанием культивируют подобные образы журналисты. Сам человек в этих сообщениях изображается как вещь: испортилась – выбросили («задавила собственную дочь», «бабушку выбросили на помойку»).
Конечно, можно сослаться на Даниила Хармса или других писателей, как на пример подобного изображения смерти. Но одно дело – литература, искусство, где речь идет о вымышленных лицах, персонажах и где существует своя, особая, «искусственная» логика; и совсем иное дело – рассказ о реальных людях и о реальной смерти. Да и не найдете вы у Хармса таких выражений, как «расчлененка». А как вам нравится следующее «поэтическое» завершение информации – «Его труп, усыпанный останками люстры, пролежал в квартире несколько дней»? Не правда ли, эффектный конец?
Таинство смерти, величайшее в жизни человека, таинство, решающее судьбу его души, – это таинство опошляется, высмеивается, низводится на физиологический уровень. Какая там вечная жизнь, когда «нашинковал коллегу», «малыш сварился в кипятке», «повесила сына на бельевой веревке»? Глумливое, кощунственное отношение к смерти призвано воспитать презрение к вечной жизни, презрение к личности, презрение к Промыслу Божьему.
Совсем по-другому в православной традиции. Например, в заупокойном каноне также перечисляются умершие от разных видов смерти, самых причудливых – «попаляемые от молнии», «измерзшие мразом» (морозом), придавленные «плинфой», убитые «чаровным напоением, отравою, костным удавлением», «от ядовитых угрызений умершие, от поглощения змиев, от попрания коней и от удавления и обешения от искреннего» – но все это с молитвой, с памятованием, что никто не застрахован от подобной смерти. Из жизнеописаний святых мы узнаем, что часто «постыдная» (т. е. нелепая, уничижительная) смерть посылалась человеку Богом во искупление каких-то его грехов. С другой стороны, на каждой службе православные молятся о христианской кончине своей жизни – «безболезненной, непостыдной, мирной» – такой, которой умирают праведники, как бы засыпая с тихой радостью в сердце. Или такой, как у Пушкина или Гоголя, – в страданиях тела, но с просветленной после исповеди и Причащения душой. Не такой, как у Фадеева или Маяковского…
Смерть – это рубеж, последний рубеж перед Вечностью. А если смерть – ничто, и «перевернутый трамвай становится братской могилой», то и жизнь – ничто. «Ведь мы живем для того, чтобы завтра сдохнуть», – как поет группа «Крематорий». «Покойник в отпуске» (выражение о. Андрея Кураева) – вот каким рисует человека «Московский комсомолец». «Расчленим-ка его, разрежем на кусочки, посмотрим, где