языками бы не трепали, но тут я за ними пригляжу».
Пасита было разволновался, но тут же взял себя в руки. Следует выспаться, а не то придётся снова медитировать.
«Три раза за день, это прямо как в старые добрые, необузданные времена», – эта мысль несколько развеселила.
В дверь тихонько поскреблись.
– Кто ещё? – Рыкнул Пасита, решив, что кто-то из братьев посмел прервать его уединение.
– Господин Защитник, – на пороге потупив глаза стояла Глафира, она робка подняла голову, – вы давно за мной не посылали, – девушка осеклась, залившись густым румянцем и потупилась.
– Убирайся! Не до тебя мне.
Глафира обиженно вскинула голову, и Пасита вдруг отметил, как гармонируют алые щёчки с её волосами цвета воронова крыла, бледной нежной кожей и блестящими из-под густых ресниц огромными глазами. Чем-то она ему напоминала кровопивцев – ныне исчезнувших порождений Излома, о которых он читал в учебниках истории.
«А что? Может, и так. Орешки-то, почитай, у Излома и находятся. Кто знает, в каких отношениях твари могли быть с предками нынешних жителей?»
Он усмехнулся этой мысли и ощутил горячую волну желания:
– Стой! – Крикнул в окно. – Вернись.
Девка, повинуясь предыдущему приказу, уже успела добраться до середины площади. Услышав окрик, замерла, как вкопанная. Развернувшись, едва ли не радостно поскакала обратно.
3.
Кира едва добралась до дома. Тихонько сползла с лошади и, прикрываясь её телом, прошмыгнула через двор – авось, мать не заметит ничего странного. Вопреки опасениям Анасташи, похоже, дома не было. Это и к лучшему. Охотница быстро обиходила лошадку, задала ей корма. Тенью через окно просочилась в свою комнатушку, морщась от боли – болело все тело. Тихо выглянула, убедившись, что не ошиблась – она была в доме одна. Немного расслабившись, стянула пыльный охотничий наряд и вышла на двор умыться. Хорошо бы было искупаться целиком, но как-то не располагало самочувствие, да и обстановка, к купанию, когда они закончили, и Пасита отдал команду возвращаться.
Кира вернулась в комнату и прилегла на лавку. Тело болело, на лице наливался синевою огромный синяк. И как это скрыть от матери? Разве что в лес отправиться, пока не пройдёт? Да толку-то? Небось полдеревни её видело.
Скрипнула дверь. А через мгновение в комнату влетели Анасташа и Матрёна.
– Дочка! За что они так тебя? Вот же ироды! – Мать бросилась к Кире, принялась ощупывать, гладить.
– Мам, я в порядке. Ничего страшного не произошло, пара ушибов и всего-то делов.
– Дай-ка взгляну, – знахарка оттеснила причитающую Ташку и начала осмотр. Через некоторое время вынесла вердикт: – Рёбра целые. Синяк, конечно, серьёзный, но до свадьбы заживёт. Хотя и не дело это девке с мужиками биться! – Она с укоризной взглянула на Киру, как будто та сама ходила по деревне и всех задирала. – А вот рана на голове мне не нравится. Много грязи, как бы не было заражения, – знахарка засуетилась, вынимая из большой закрытой корзины всевозможные