Но я все исправлю. Ты так добр ко мне, Уильям, сынок, я в долгу не останусь.
– Все, никаких разговоров! – рявкнул доктор Форестер, копаясь в своем саквояже.
– Да, пока не забыл, еще кое-что… – продолжил дядя Болдуин.
Уильям оглянулся на доктора, который коротко кивнул в знак дозволения – мол, пусть лучше выговорится.
– Что такое, дядя?
– Не веди никаких дел с Гарсувином, – предостерег дядя Болдуин. – Заранее тебя предупреждаю. Не слушай его и не веди с ним никаких дел.
– Хорошо, не буду. – Уильям не хотел перечить старику. – Мне и не придется.
– Как знать. Тут не угадаешь.
– Но ведь он уехал?
– Уехал, – согласился дядя. – Однако рано или поздно объявится. Вот увидишь. И помни, я тебя предупредил заранее, в открытую, без утайки. Не водись с ним, как бы он тебя ни обрабатывал. И дело не в том, что мы повздорили. Я бы предостерег тебя в любом случае, в любом… – Фраза окончилась невнятным бормотанием, дядя закрыл глаза и отвернулся. Лицо у него сделалось совсем старческое, осунувшееся, и только орлиный нос торчал, как скала. Через несколько минут он задремал.
– А ведь я говорил, что нужен покой! – рявкнул доктор Форестер в холле. – Но разве он послушает…
Уильям вкратце рассказал ему о случившемся.
– Что ж, его состояние и прежде было плачевным, а теперь еще плачевнее. Ваш дядя очень плох, Дерсли, очень-очень плох. Я мало чем могу ему помочь.
– Может быть, взять сиделку?
Доктор Форестер поджал губы, и лицо его еще больше заострилось.
– Не помешает. Постоянный уход не требуется, ночной сестры будет достаточно. Я постараюсь прислать. Загляну поутру. Теперь ему нужен строгий режим. Еще одна такая бурная ночка со старыми приятелями, и он покойник.
Все выходные дядя Болдуин, на радость доктору Форестеру, пролежал в кровати. Уильям часто к нему заглядывал, но не обменялся и двадцатью словами. Иногда дядя поднимал на него глаза, в которых читалась ирония, приводящая Уильяма в замешательство. До понедельника он слонялся неприкаянно по дому, принимаясь то за одно бесполезное занятие, то за другое.
Однако в понедельник дядя Болдуин, кажется, вернулся к жизни. Он посвежел, взбодрился и не прочь был побеседовать. Вернувшись вечером из солодильни, Уильям нашел дядю сидящим в кровати и довольно возбужденным.
– Я должен с тобой поговорить, сынок.
– Говорите, дядя, за чем же дело стало? – улыбнулся Уильям.
– Тут двумя словами не обойдешься. Доктор ведь вот-вот будет?
– Да, – подтвердил Уильям. – В течение ближайшего получаса.
– Тогда отложим разговор, – решил дядя Болдуин. – Зайди ко мне после ужина, хорошо, сынок? Учти, дело важное.
– Непременно зайду, – пообещал Уильям, всем видом показывая, что верит в важность дела. Грустно смотреть, как пожилой человек из последних сил пытается держать марку. Даже в пятницу вечером, едва живой, он потрудился предупредить племянника насчет Гарсувина,