Олесю перед отбоем, от нее пахло вином и сигаретами:
– Рано тебе еще целоваться, пацан.
– Я не пацан, а высоту возьму, пусть поцелуи на твоей совести будут.
– Иди спать, дурачок, не до тебя.
Высоту покорил ночью, без свидетелей. Оказывается, на свете нет ничего выше несостоявшихся поцелуев.
История
Любил Алексей Максимович женщин, ни одну мимо не пропускал, зацеловывал до потери пульса. Немолодой уж был, а сдержаться не мог, манило красоту губами потрогать и всё тут. Ну, а девкам каково? Вот и орали, кто с перепуга, кто от удовольствия: «Горький!» Публике казалось, кричат: «Горько!» Ну, а дальше сами знаете. Стали это слово на свадьбах скандировать. Оно по нынешним временам не просто слово, а пароль. Произнес народ, подхватил – и пошло-поехало на раз-два-три, а то и дальше.
Бродский
– Знаете, Иосиф, всё у вас настоящее, кроме сердца.
– Доктор, не говорите загадками.
– Вчерашнее оно, поизносилось.
– Вы настоящий доктор, можно я вас поцелую за это?
– За что?
– За сердце вчерашнее мое.
Бродский отказался от пересадки, он ушел со своим сердцем. Поэты сердец не меняют.
Экзюпери
У Экзюпери был друг, который всю свою жизнь посвятил поиску самого вкусного поцелуя на свете. В 1944 году, перед вылетом Экзюпери на боевое задание, друг открыл ему великую тайну.
– Антуан, поверь мне, вкуснее воды поцелуя нет и быть не может.
Экзюпери с того полета не вернулся. Губы Средиземного моря решили не отдавать людям автора «Маленького принца».
Врун
– А буквы откуда?
– Из поцелуя.
– Чьего?
– Бумаги и пера.
Я шел на свидание с ветром. Он всё поймет. С ним можно из уст в уста. Встреча с ветром – что выход на свободу. Я говорил как думал – он за каждое слово осыпа́л лицо поцелуями. Когда вернулся, жене не понравились губы.
– Ты целовался?
– Да!
– С кем?
– С ветром.
– Врун.
Я не обиделся. Я не лгун, не обманщик. Я врун – меня целовал ветер.
Привет
Любое семечко – поцелуй.
Оно из губ кожуры, из языка ядрышка.
Люди по весне семенами землю целуют.
Я тогда нецелованным ходил. Товарищ по парте попросил под лавкой посидеть во дворе, подежурить. Сильно ему узнать хотелось, целуется девчонка, по которой он вздыхает, или просто дружит. Лежал, лежал и дождался. Сели. Молчали долго, потом шуршание пошло. Что оно означать могло, из-за задниц не было видно.
Если бы лето стояло, – а по осени на боку зябко. Поскуливать от холода стал. Мне бутерброд в щель сунули с колбасой – докторской. Я его в карман как вещественное доказательство. Слышу, заворковали голубки́.
– Съест или нет?
– Съест и спасибо не скажет.
Ну,