какой ты касты?
– Мой отец – брахман.
– И ты так легко сознаешься в своей нечистоте, в том, что презрела обычаи своей касты!
– Если б я этого не сделала, надо мной бы надругались солдаты, а потом, наверное, убили бы. Полагаете, я этого заслуживаю?
Пандит был сбит с толку ее гордым, даже заносчивым видом, смелостью, ярко сверкавшей в темных глазах, и явным желанием защищаться до самого конца. Она держалась не как преступница, а как рани. В ней словно воплотились величие Сарасвати и красота Лакшми[62], она напоминала благородный цветок, красивый и нежный.
– Ты заслуживаешь быть изгнанной из касты.
– Я уже изгнана.
– Ты утратила понятие о чистом и нечистом, а самое главное для женщины – стыд. Тебе надо вымазать лицо сажей, а голову – куриным пометом, посадить на осла и провезти по городу.
Ее молчание было таким пронзительным, что брахман невольно вздохнул, а после махнул рукой.
– Ты одержимая! Я не знаю, что с тобой делать. Будет лучше, если тебя вернут обратно в приют и отдадут на суд тамошних жрецов. В Варанаси есть коллегия пандитов, пусть они решают, как с тобой быть.
Как ни странно, Сона не дрогнула. Она очень надеялась, что в этой неразберихе ей удастся сбежать.
Глава X
Ратна безуспешно искала Амита: его никто не знал, никто не мог сказать, где он, а тем более что стало с его семьей. Убийства перемежались празднованиями победы, люди словно сошли с ума! Толпа разъяренных сипаев продолжала преследовать оставшихся в живых европейцев. Мирные жители помогали охотиться на них в лабиринтах городских улиц.
Трупы никто не убирал, и над Канпуром кружили тучи ворон и стервятников; по ночам вокруг города выли гиены, днем не давал покоя жужжащий рой мух, а тошнотворный запах разложения перебивал все остальные.
Отчаяние и непролитые слезы застыли в горле Ратны тугим болезненным комом. На что бы она только ни пошла ради того, чтобы просто узнать, жива ли ее дочь, не говоря уже о том, чтобы прижать ее к груди!
Иногда молодая женщина заставляла себя купить какой-то еды, хотя ей ничего не хотелось. Обычно она ночевала в развалинах какого-нибудь дома, а умывалась в реке. Сейчас она была даже рада тому, что ей не нужно ухаживать за волосами, иначе они быстро превратились бы в паклю.
Ратна старалась не попадаться на глаза горожанам, чтобы избежать лишних вопросов, однако бесстрашно выходила навстречу сипаям, не знавшим о том, что она прячет под сари горлышко разбитой бутылки. К счастью, пока никто не делал попыток оскорбить ее или надругаться над ней; напротив, кое-кто из солдат советовал ей быть осторожнее и предлагал покинуть город. Но Ратна поклялась не уходить из Канпура до тех пор, пока не найдет следов своей дочери.
Узнав о судьбе английского гарнизона, она встревожилась за Аруна и Сону. Оставалось надеяться, что укрывшиеся в крепости индийцы не разделили участи белых.
Однажды утром, выбравшись из развалин, Ратна увидела, как несколько индийцев тащат по улице англичанина в запятнанной кровью военной форме. Проследив за тем, как они повалили