обычно заказывал английский чай. В витрине, как всегда, ослепительно сияли украшенные золотой мишурой огромные сахарные головы. Молодой приказчик выскочил из дверей и поклонился мне, как знакомой.
Я кивнула, улыбнулась и поспешила к Невскому проспекту.
Без особого удивления я поняла, что, пока я размышляла, ноги мои сами выбрали направление. Это направление было указано на карточке графа, которая после бала постоянно была со мной. «Собственный дом в Гороховой улице» – значилось там.
Главное – не спрашивать себя, зачем я туда иду.
И что буду делать, когда дойду.
У книжной лавки Смирдина я остановилась – вспомнила, как мы с отцом заходили туда в прежнее, безмятежное и беспечальное время. Папенька сразу шел в картографический отдел. Помнишь, как все недоумевали, а иногда и подшучивали над ним: откуда в тихом петербургском домоседе, никогда не бывавшем далее Москвы, такая страсть к картам и атласам далеких неведомых стран? Я же отправлялась в «романтическую» или перелистывала французские журналы.
А еще я остановилась, потому что перед входом в лавку увидела карету, на козлах которой сидел черный лакей графа.
Думаю, что и ты, моя разумная Жюли, поступила бы так же, как и я: зашла бы в лавку. Вместо того чтобы пройти мимо, поймать на Невском извозчика и поехать наконец к Кити.
Не останавливаясь и не оглядываясь, я прошла к лестнице на второй этаж. Я была уверена, что не встречу графа ни в романтической, ни в журнальной. Его следовало искать наверху – в медицинской, военной или философской.
Представь себе, я почувствовала, что он близко, еще до того, как увидела его.
Граф находился в самой дальней и безлюдной части лавки – в букинистической, где, слегка нахмурившись, перелистывал положенный на пюпитр громоздкий пыльный фолиант.
Он был в длинном черном пальто английского сукна, с клетчатым английским же шарфом, без шапки. На фоне солидных петербургских господ в куньих и собольих шубах и бобровых шапках «пирожком» он выглядел совершенным иностранцем.
Я почувствовала немалое смущение оттого, что стоит ему немного повернуть голову – и он увидит меня. Не сбежать ли, пока не поздно? Вдруг он подумает, что я ищу с ним встречи?
Я вдруг увидала себя со стороны: старенький лисий салоп, потертый капор, поношенные перчатки… лицо, то и дело вспыхивающее глупым девическим румянцем, – и отступила на шаг.
Но было поздно. В комнату вошел служитель и, почтительно поклонившись графу, о чем-то тихо спросил его.
– Да, – отвечал граф, – да, разумеется. – Он оторвал взгляд от фолианта и заметил меня.
И улыбнулся. Безо всякого удивления, словно ждал меня именно здесь и сейчас.
– Анна Владимировна, – сказал он.
– Алексей Николаевич, – сказала я.
– Я нашел здесь самое полное собрание литографий Розетского камня, – сказал он спокойно, словно продолжая только что прерванную беседу, – издания 1822 г, с реконструкцией отсутствующих фрагментов и переводом