легко и свободно воспринимаются любые, даже самые бредовые обстоятельства.
Лакей почтительно поклонился и молча подал мне визитную карточку.
При свете раскачивающегося от ветра фонаря, в вихре вздыбившейся метели я прочла:
«Граф Б. желал бы загладить свою невольную вину перед Вами и просит позволения посетить Вас завтра в шесть часов пополудни».
Не в силах сказать ни слова, я только кивнула в ответ на выжидающий взгляд черного лакея.
В поисках последнего листка письма Ирина Львовна перерыла всю связку бумаг, перевязанную когда-то алой, а теперь – бледно-розовой шелковой лентой. Наконец окончание нашлось – но там ничего не было, кроме прощальных поцелуев в адрес chere Juliе, даты (20 декабря 1899 г.), обещания продолжить непременно, и завтра же, и подписи самой Annettе. Анны Владимировны Строгановой.
Ирина Львовна с письмом в руках направилась на кухню, где ее собственная кузина смотрела по телевизору «Просто Марию» и готовила ужин.
Ирина Львовна пошевелила крыльями тонкого, с изящной горбинкой, но, к сожалению, довольно длинного носа и спросила:
– Мясо по-бургундски?
– Угу, – отозвалась кузина Зоя, не отрывая глаз от экрана. – Будет через пять минут. Можешь уже мыть руки.
– А Виталия разве ждать не будем? – удивилась Ирина Львовна.
Виталий был Зоин муж.
– А чего его ждать-то? – удивилась Зоя. – У него ж сегодня получка. Он, может, сегодня вообще домой не придет.
– И ты так спокойно об этом говоришь?
Зоя пожала плечами, пробормотала невнятно: «Двадцать лет… все одно и то же… терплю этого алкоголика…» – и выключила духовку.
– Сейчас будет реклама, – сообщила она и полезла в буфет за тарелками. Ирина Львовна, бережно отложив письмо подальше, на холодильник, помогла ей накрыть на стол.
– Счастливая ты, Ирка, – заявила Зоя, когда они выпили по первой – не водки, разумеется, а вина, хорошего испанского сухого вина, привезенного Ириной Львовной. – Одинокая… свободная… тощая, не то что я!
Ирина Львовна скользнула взглядом по девяностокилограммовой Зоиной фигуре и деликатно промолчала.
– К нам-то, в Москву, надолго?
– Пока не выгонишь, – усмехнулась Ирина Львовна. – Шучу… Недели на три.
– Да живи сколько хочешь, – пожала круглыми белыми плечами Зоя, – будет хоть с кем поговорить по-человечески. А то у нас в больнице…
И Зоя, подперев кулаком пухлую румяную щеку, принялась рассказывать, как обстоят дела у них в больнице.
Сестры – дуры, у них одно на уме: тряпки и мужики. Или мужики и тряпки.
Врачихи до разговоров с сестрами не снисходят. Врачи – те да, бывает, но только с молоденькими и смазливыми; а к ней, Зое, обращаются лишь по служебной надобности.
Всякие там няньки-санитары не в счет, им лишь бы на низкую зарплату жаловаться да клянчить у нее, у старшей медсестры, медицинский спирт или хотя бы микстуры от кашля – на опохмелку.
А