обращались в христианство, понастроили храмов, изукрасили их картинами с изображением Распятого, наизусть заучивали Библию… А толку? Разве прибавилось от этого в мире добра, тепла или света? Разве люди стали мудрее, чище, лучше? Странствуя, Агасфер насмотрелся такого, что при одной мысли об этом злорадно ухмылялся. Во всём христианском мире лилась кровь. Люди бесконечно воевали, жгли замки, деревни и города, резали друг друга за деньги, за кусок земли, за женщину, и никакая Библия не могла их остановить. Да что Библия! Не было страны, где грехи попов и монахов не вошли в поговорку. А во главе были первосвященники, римские папы – как на подбор пьяницы, прелюбодеи, кровосмесители, мошенники… Иногда Агасферу казалось, что христианский мир своим поведением просто мстит Христу за него, Агасфера.
Конечно, это было приятно. Однако не такой – нет, не такой! – мести требовала душа вечного странника. Часто, не в силах заснуть, ворочаясь с боку на бок на каком-нибудь постоялом дворе, он представлял: вот он совершил такое, что Иисус, этот Бог, ужаснулся, и совсем по-человечески проклял тот час, когда связался с Агасфером… В такие минуты сердце бешено колотилось в груди, становилось жарко, и Агасфер заранее испытывал острое наслаждение, перед которым самое вкусное блюдо или самая искусная пылкая женщина – ничто, пустяк. Дело оставалось за малым: понять, что именно необходимо совершить, какой нанести удар. Найти самое больное место Распятого…
Однажды (это было в галльском городишке Нивен) Агасфер стоял на площади посреди ревущей толпы горожан, морщился от осенней сырости и смотрел, как в огне корчится женщина, уличённая в колдовстве. Неподалёку священник в грязной рясе, с крестом в обнимку, бормотал молитву; палач деловито подбрасывал в костёр дрова; языки пламени с весёлым потрескиванием выжигали остатки жизни из обугленного женского тела…
И вдруг Агасфера осенило.
Он даже замер, боясь движением или дыханием спугнуть неожиданную мысль.
Потом он засмеялся, задрал бороду, и возбуждённо крикнул в низкое серое небо:
– Ты пострадал за людей? Ты любишь их? Ты хотел их спасти?
И уже спокойно добавил, глядя на последние судороги ведьмы:
– А я их – погублю.
Чтобы сражаться с Богом, надо иметь силу, равную божественной. Мыслимо ли такое для человека?
Но Агасфер уже давным-давно не был обычным человеком. В минуты горькой иронии он именовал себя порождением Божьим. И разве не был он прав, если бессмертием его наказал сам Иисус Христос?
Но это – как посмотреть. Можно произнести слово «наказал». А можно другое: «наделил». С некоторых пор Агасфер начал смутно ощущать, что бессмертие – мука его и проклятье – таит в себе некие возможности для борьбы с Христом.
Было время, когда, желая отомстить Распятому, он страстно призывал на помощь дьявола. И – ничего. Лукавый так и не откликнулся на горячий призыв того, кто мог бы стать его самым верным союзником. Из этого разочарованный Агасфер сделал единственный возможный вывод: идея Сатаны