замялся, – обратись к лекарю, как вернёмся. Эта болезнь даже вроде как-то называется.
Он прошёл вперёд, нарочно задев Ромунда плечом.
– Да нет. – пробормотал юноша. – Всё далеко не так просто.
Даратас давно пришёл в себя, но, не желая подавать вида, продолжал лежать с закрытыми глазами, вслушиваясь в тишину маленькой кельи. Тело саднило, а руки вообще отказывались слушаться. Закрученные в мокрые от лекарственных настоек тряпки, они бессильно лежали на груди, словно у покойника. Правда у покойников лежбища получше. Каменные лежанки эльфов, наверное, худшее, что приходилось на долю мага. Даже встреча с Сильвестором прошла куда в большем комфорте. Мягкие красные кресла, виски. Ах! Как давно он вдыхал аромат этого напитка! Да нет, скорее аромат собственного мира, из которого его садистски вырвала насмешница-судьба. Весь вид Сильвестора напомнил ему прежний мир. Там, на Родине, остались близкие, любимая девушка, друзья. Там осталась его жизнь. Здесь он играет в образ, но не живёт. Проклятый Сильвестор читал его мысли, и специально создал такую обстановку, чтобы подавить его волю к сопротивлению, но не тут-то было. Хотя, если честно, не вступи в дело красный шарик, его, Даратаса, уже могло бы и не быть. Как печально. Он оказался пешкой в игре невиданных сил.
Неожиданно навалилась грусть, тоска. Вчерашний огонь и азарт грядущей битвы потухли, залитые изрядным дождём неприятных и тяжёлых мыслей. Вчерашнее всесилие разбилось о глухую стену противоречий, с которыми он столкнулся после встречи с противником, который и желал ему смерти, и давал советы, как её избежать. Враг хотел уничтожить мир, и тут же подсказывал, что предрешённое не значит свершившееся. Враг был сильнее его, но Феникс… Нет, нет, это не было видением, это был настоящий Феникс! Даратас точно видел, как он безудержной мощью огня стремился ввысь, и эти глаза. Эти обезумившие глаза Сильвестора в тот миг, когда идеальная сила встала на его пути. Судьба.
Издав тяжёлый стон, Даратас приподнялся на ложе, но почувствовал, как кружится голова, и медленно опустился вниз. Удивительно, ему выделили отдельную келью, но ведь раненых сотни. Как он понял, битва выиграна, теперь оставался вопрос, какой ценой.
За дверью послышались шаги, чьи-то голоса. Затем тяжёлая створка открылась, и в келью прошёл Мильгард, а за ним, согнувшись в три погибели, Дариана.
– Ольвен, успокойся, мы ничего плохого не сделаем! Ты брату своему не доверяешь, что ли? – прошептал Мильгард.
– Всё, что я делаю, так это охраняю алахоэ, брат, – донеслось из-за двери.
– Ну и охраняй! Мы здесь при чём?
– Ни для кого нет исключений, – упирался Ольвен. – Если надо, алахоэ сам позовёт вас, когда возжелает! Тебе ли не знать наших традиций, брат! – последние слова прозвучали, словно удары молота о наковальню.
– Да, конечно, ты прав. – вдруг замялся Мильгард.
– Нет, останьтесь, – с огромным трудом выдавил Даратас. Ему ещё и собственные связки плохо подчиняются!
– О! – щёлкнула пальцами