родниковой водой стаивал с губ, оставляя на них вкус антоновских яблок.
Ах, молодость! Ах, первоцвет! Соловьиная песнь жизни! Как струна натянутая, как стрела летящая, – звенит, гудит в голове хмель-дурман, то ли от застолья припозднившегося, то ли от морозца лёгкого, жаркого, а то ли кровь свежая яростно рвёт жилы. Не даёт покоя ладонь, помнящая мягкую, нежную, невозможно близкую девичью податливость. Она, эта память, как птица в горсти, живёт, торкается, обжигает – хочется повторить всё сначала. Одно движение… Один порыв…
Кирилл сунул руку в карман, опасаясь своей несдержанности – ещё не угасшее детство противилось непоправимому, стыдилось сладостных желаний созревающего мужчины. А хмель бродит, а кровь стучит, будоража воображение, орошая адреналином каждую клеточку здорового организма.
Молодость лет – ещё не тот возраст, когда свободно, как в поисках затерявшейся вещи шаришь по жадному женскому телу, отвлечённо думая о служебных передрягах на опостылевшей работе.
А здесь всё, – как сжатая пружина, как закипающая вода в котле…
Спутница его была спокойна и, казалось, охватившее парня возбуждение и захлестнувшие его страсти вовсе не касались девушки. Она шутливо провела ладонью по его лицу, засмеялась коротким приглушённым смешком и по-хозяйски взяла его под руку:
– Пошли, пошли! Моя свекровь теперь все глаза проглядела. Нехорошо пожилую женщину разочаровывать в своих надеждах!
– Подожди! Давай постоим немножко! Видишь, как хорошо под луной! Подожди! – не придав никакого значения слову «свекровь» попридержал её руку Кирилл. Ну, свекровь, – это значит, хозяйка у которой студентки снимают квартиру.
Если бы Кирилл знал, что его спутница замужем, и почему-то живёт одна под надзором матери своего мужа, его порыв само-собой от романтических высот направился бы в другое место, до которого так жаден молодой организм ещё не мужчины, но уже и не юноши.
– Останься здесь! – сказала она растерявшемуся Кириллу. – Дальше – нельзя! Дальше – я сама! – И чмокнув его сестринским поцелуем в щёку, быстро-быстро заскрипела снежком и скрылась за поворотом.
В воздухе осталось её пряное дыхание, невидимым облачком обволакивая одинокую застывшую фигуру недоумённого парня.
Глава четвёртая
1
Любовь… Счастливая любовь… Несчастная любовь…
Во всех этих понятиях отсутствует количественная оценка этого чувства. Наверное, так…
Любовь – или она есть, или её нет вовсе. Она, как ненависть, нельзя немножко ненавидеть, немножко любить – это, как немножко быть беременной.
Несмотря на то, что в слово «любовь» – «делать любовь», «заниматься любовью»: сегодня, в наше прозаическое и рациональное время, вкладывается только одна физиологическая составляющая, один определённый смысл и основа, но человечеству всё-таки в слове «любить» видится совсем другое.
Искусственно, как колорадский жук, перенесённый из-за бугра на российскую почву, тот пошлый фразеологизм