вечером он понял быстро. К собственному изумлению, он ответил на вопрос Джонатана «да», потому что страстно этого желал. Джонатан глубоко вздохнул.
– Хорошо. Но если ты разобьешь ей сердце, я собственноручно переломаю тебе все кости, а потом позабочусь о твоей транспортировке в Тимбукту!
Несмотря на угрозы матери насмерть замерзнуть в холодную зимнюю ночь, Майя настояла на том, чтобы смыть с волос масло, прежде чем идти спать, а потом осторожно накрутила пряди на полоски бумаги, надеясь, что на следующий день локоны станут послушнее. Она старательно избегала смотреться в зеркало во время этого непривычного акта кокетства и долго лежала без сна, предвкушая завтрашний день, и впервые за много лет ее последняя мысль была не о капитане Ричарде Фрэнсисе Бертоне.
7
К утру столбик термометра опустился еще ниже. На окнах расцвели ледяные цветы, а ослепительный белый снег отражал сверкающее в синем небе зимнее солнце. Подобные дни так и манят на улицу, несмотря на холодный воздух, жесткий, свежий и пахнущий чистотой, как накрахмаленное белье. После завтрака четверо молодых людей весело выдвинулись из Блэкхолла, потеплее укутавшись от мороза: юные леди надели поверх широких платьев длинные накидки – Майя елово-зеленую, Ангелина кобальтово-синюю, – как следует затянули спереди широкие капоры и подобрали подходящие по цвету перчатки. Джонатан надел толстое коричневое плащ-пальто с многослойной накидкой, и хотя элегантный высокий цилиндр смотрелся на нем нелепо, он носил его с благородным хладнокровием. Полной противоположностью цилиндру был берет цвета хаки Ральфа Гарретта, застегнутый под подбородком на черный кожаный ремень, и пальто на подкладке из шерсти ягненка, которое сложно было назвать изящным. Но даже несколько комичный головной убор не мог нанести ущерба привлекательности лейтенанта.
Они брели по улице Святого Эгидия под заснеженными ветвями деревьев, мимо фасадов из типичного для Оксфорда желтовато-серого известняка. Майя и Ральф уверенно шагали по скрипучему, покрытому ледяной коркой снегу, а за ними под руку с Джонатаном семенила Ангелина – ей было нелегко удерживать равновесие в легких полусапожках. Сделав пол-оборота, Майя обвела широким жестом улицу.
– Каждый год в начале сентября здесь проходит ярмарка, длится два дня. Качели и карусели, глотатели огня и шарманщики, акробаты и оркестр. И, конечно, множество палаток, там продаются забавные жестяные игрушки и сладости. В детстве после этой ярмарки мне каждый раз было плохо всю ночь.
Ральф рассмеялся, запрокинув голову.
– Я тоже помню последствия таких ярмарок, даже слишком хорошо!
– Ага, и насколько я тебя знаю, сегодня мало что изменилось, только дело теперь не в сладостях, – отозвался позади Джонатан и дружелюбно засмеялся, когда Ральф с ухмылкой отмахнулся через плечо.
– Гвалт стоит жуткий, и всегда до поздней ночи, – Ангелина сердито фыркнула. – Каждый год поступают все новые жалобы и прошения от соседей, чтобы эту ярмарку наконец отменили. Это все-таки респектабельный район!