что ж! Не вечно быть мальчишкой.
Я жил, работал и любил,
и мне досталась песня: «Чижик,
чижик-пыжик, где ты был?!»
Стансы к Августе
1
Всё померкло. Стремленья остыли,
И призванья звезда не блестит…
Люди мне ничего не простили, –
Твое щедрое сердце – простит
Мое горе тебе не чужое:
Ты его разделила со мной…
Для меня с моей горькой душою
Ты – как образ любви неземной.
2
И когда мне смеется природа
Тихим смехом своей красоты,
Верю я, что сквозь горы и воды
Это ты улыбнулась мне, ты.
А когда разбушуется море,
И друзья предают так легко,
Я бесчувствен… Одно только горе –
То, что за морем ты – далеко.
3
Всё разбито. Надежды уплыли,
И вся жизнь – как утеса куски…
Но не стану холопом бессилья,
Но не стану рабом тоски.
Пусть враги мою гибель приблизят,
Пусть все беды меня сокрушат,
Но меня не согнут, не унизят…
Я с тобой – без тебя ни на шаг!..
4
Не солжешь ты, как многие люди,
Не предашь, хоть и женщина – ты,
Не оставишь меня, не забудешь,
Испугавшись людской клеветы.
Не напрасно в тебя я поверил:
Не сбежишь ты, разлукой дразня,
Ни врагу не откроешь ты двери,
Не смолчишь, когда травят меня…
5
Впрочем, я даже не презираю
И травящих толпу не кляну, –
Сам свое безрассудство я знаю,
Сам свою понимаю вину.
Сам не знал я, как дорого эта
Обойдется вина. Но душа
Всё тобою одною согрета,
Без тебя – никуда, ни на шаг!..
6
И плыву на обломке былого.
Всё пропало. И только твое
Имя, с детства мне милое, снова,
Я шепчу, и мы снова вдвоем.
И в песках возникает водица,
И в пустыне растет деревцо,
И щебечет заморская птица,
И прохладой мне плещет в лицо…
Стихотворение в прозе
Полдень
В этот час, в столовой сидела квартирантка, Роза Борисовна, розовощекая пухлая полуполька, стремительно вспыхивавшая от взглядов мужчин, причем кровь нескоро отливала от лица, и, облокотясь о покоробившийся стол, пренеприятно, с закрытым ртом напевала романс, один из тех романсов, которыми создают слезливое, обманчиво творческое настроение публике откормленные, «упитанные – как сказал бы Маяковский – баритоны», притворяющиеся Вертинскими, и, хотя обличье не так легко подделать под испитого Вертинского, они все-таки тщатся, стягивают выдающиеся животы, обводят вокруг глаз синие круги и поют с возможной тоской.
В этот час лирик Полозов находился за письменным столом, в комнате рядом со столовой и выстукивал на машинке очередную песню. Пение блондинки – поверьте! – содействовало ему в творчестве, хотя