галстуке, недавно привезённом из Риги. Преподаватель долго смотрел на него и, видимо, счёл, что «на пять галстуки носит бог, четвёрки заслуживают его собственные, а галстук студента не должен превышать слабой троечки»…
Следующая попытка перешла из плоскости моды в сферу тактики. Я обратил внимание, что экзаменатор выставляет двойки утром и вечером, а днём, сразу после небольшого «обеденного» перерыва бывает благосклонен. Именно в этот небольшой промежуток времени я и проскочил со своими скудными знаниями. А вот «противник падения нравов» ходил сдавать физику двенадцать раз.
К третьему курсу мне подумалось, что экзаменационные мучения связаны с неправильным выбором будущей профессии.
Однажды преподаватель электродинамики сказал:
– В эту курсовую работу вы должны вложить душу…
Все засмеялись, а я пошёл в деканат с заявлением об уходе. Я чувствовал, что в курсовик о Достоевском смогу вложить душу.
Целый год я готовился к поступлению на Филологический факультет Университета. Ходил, как на работу, в библиотеку. Занимался с преподавателями английским языком и историей. Наверное, никогда больше у меня не было в голове стольких академических знаний.
Сочинение я написал на пять – единственный во всем потоке. Хотя меня отвлекали вопросами о количестве букв «с» в слове «прогресс».
Следующим был английский. Этот язык для меня, как музыка. То есть – вызывает большое волнение души, смутные образы, но ничего конкретного.
Я уставился на незнакомые слова в тексте для перевода. Через несколько минут встретилось одно знакомое – впрочем, многое объясняющее. Слово было – «Офелия». Передо мной лежал американский пересказ классики для школьников, позволяющий при минимальных «затратах» выглядеть вполне начитанным человеком. Я стал думать о том, каким фаст-фудом подменяют классику, но тут меня вызвали отвечать.
Пока я пересказывал «Гамлета», преподаватель удовлетворённо кивал. Но потом попросил переводить «с листа».
– Не могу! – честно признался я.
– Почему? – удивился экзаменатор, не ожидавший подвоха.
– Я слов таких не знаю, – промямлил я, на всякий случай ещё раз заглянув в листок.
Пару минут мы молчали. Смотрели друг на друга. Потом по его лицу пробежало озарение, и в аудитории прозвучала фраза, полная гнева и радости разоблачения:
– Да вы просто читали Шекспира!
Я воровато огляделся.
– Ну, в общем, да… А что?
– Идите! Три!
Мне было стыдно. Не то за тройку на экзамене, не то за подпольное чтение Шекспира. Тем не менее, у меня было 8 баллов за два экзамена, что оставляло шансы. Следующей была история, к которой я готов блестяще. Да и вопрос попался прекрасный – культура начала XX века. Ничто не предвещало беды.
Мой рассказ был прерван вопросом, заданным с интонацией следователя:
– Кто был основоположником символизма?
Я сдержал желание быстро ответить «не я!» и повел