наций мира, но создаст великую лигу, которая станет плотиной против новых вторжений варварства».
Оставим на совести автора выражения «цивилизованные нации» и «варварство». Но суть-то ухвачена верно: «Панслависты ошибаются, если думают, что мир посмотрит на их движение такими же глазами, какими смотрит на стремление к единству итальянцев и немцев; из их движения может произойти лишь один результат – сосредоточение колоссальной физической силы в руках царя».
Данилевский на подобные высказывания отвечал не моргнув глазом: «Европа боится нас как нового и высшего культурно-исторического типа, призванного сменить дряхлеющий мир романо-германской цивилизации».
И мало кто понимал, что подобные планы, как справедливо писал бывший военный министр Куропаткин уже в XX столетии, «несомненно создавали существующую еще и поныне недоверчивую и враждебную по отношению к России обстановку в Европе».
Где там… Это было так маняще, так красиво и завлекательно даже для умных людей: огромное славянское государство, на периферии которого уныло догнивает отжившая свое романо-германская Европа…
Данилевский чеканил, как топором рубил: «Для всякого славянина: русского, чеха, серба, хорвата, словенца, словака (желал бы прибавить: “и поляка”) после Бога и Его святой церкви идея славянства должна быть высшей идеей, выше свободы, выше науки, выше просвещения, выше всякого земного блага».
И никто не озабочивался примитивно поинтересоваться у отдельного взятого «всякого славянина» – а разделяет ли он эти идеи? А намерен ли он вообще сливаться в братском единении с Россией? Этим вопросом никто попросту не задавался. Панслависты руководствовались не реальностью, а мифом, который сами выдумали, да сами же в него и поверили: братья-славяне ночами не спят, думая о «всеславянском союзе», ворочаются с боку на бок, ожидая, когда же придут русские братушки и устроят «всеславянскую федерацию» под русским скипетром…
Это был миф, иллюзия, заблуждение – но идея панславизма, повторяю вновь и вновь, получила большое распространение, и даже умные люди всерьез в нее верили…
Никто отчего-то не вспомнил о событиях не столь уж древних – Прутском походе Петра I, состоявшемся в 1711 году и оказавшимся для России позорным поражением еще и оттого, что царь принял всерьез байки про «братушек»…
Зачастившие в Петербург представители православных балканских народов, находившихся под властью турок, дурили голову императору, расписывая, что возмущение турецким господством на Балканах повсеместное и всеобщее, и при одном появлении русских войск поднимутся все поголовно. Наслушавшись этих сказочек, Петр написал фельдмаршалу Шереметеву: «Господари пишут, что как скоро наши войска вступят в их земли, то они сейчас же с ними соединятся и весь свой многочисленный народ побудят к восстанию против турок; на что глядя и сербы (от которых мы такое же прошение и обещание имеем) также болгары и другие христианские народы встанут