и молебны…
Вновь вернувшись в Москву, он неожиданно начинает хандрить, вслух бросая фразы вроде: «Я знаю, мне не позволят жить».
И вот тут-то начинается нечто загадочное, явственно отдающее мистикой. Генерал начинает вести себя как человек, заранее знающий дату своей смерти – или, по крайней мере, то, что она совсем рядом, «при дверях»…
Сорокадевятилетний Скобелев составляет завещание, по которому его родовое имение Спасское в случае его смерти отдается в распоряжение инвалидов последних войн. Распродает практически все имущество: недвижимость, золото, ценные бумаги. Набирается круглая сумма в миллион рублей, которую генерал передает своему управляющему (что Скобелев собирался с этими нешуточными деньгами делать, так и осталось неизвестным). А в обширной почте генерала появляются анонимные письма с угрозами – так и останется загадкой, кто именно их отправлял и по каким причинам сердился на Скобелева.
24 июня Скобелев принес Аксакову связку своих бумаг и отдал на сохранение, заявив: «В последнее время я стал подозрительным… Я всюду вижу грозу».
На другой день, к вечеру, генерал отправился в ресторан «Англия» в Столешниковом переулке. За столом сидел один, был мрачен. В соседнем кабинете веселилась компания, звучали и тосты в честь Скобелева; в конце концов оттуда вышел оставшийся неизвестным мужчина и поднес генералу бокал шампанского. Тот принял и выпил. После чего отправился «в номера» с некой Вандой, так называемой кокоткой, или, по сегодняшней терминологии, элитной проституткой.
Там он и умер посреди ночи. Вскрытие определило паралич сердца и легких.
Разумеется, тут же поползли слухи, что надежду-генерала злодейски отравили немецкие агенты – и, мало того, вдобавок выкрали из Спасского план войны, который Скобелев разработал против Германии.
Второе – просто дурацкая сказочка. Первое тоже вряд ли соответствует истине, кого бы молва ни называла в качестве виновника: канцлера Германии Бисмарка или русские дворцовые круги (имела хождение и такая версия).
Во-первых, агент с пузырьком яда в кармане – совершенно не в стиле Бисмарка. «Железный канцлер» в политике не брезговал самыми грязными методами, но в политических убийствах его ни разу не обвиняли и заклятые враги. И потом, Бисмарк и яд категорически не сочетаются. Как не сочетается «яд в шампанском» и с предположением, что Скобелева убрали свои. У всякой эпохи есть некий общий стиль решительно во всем. Яд в бокале – это скорее привычная деталь XVIII века – в конце XIX века подобной старомодной романтикой уже практически не баловались.
Речь, таким образом, идет о естественной смерти. Скобелев изрядно подточил здоровье тем, что его биографы деликатно именуют «многочисленными кутежами».
А непосредственно перед сердечным приступом, любой кардиолог подтвердит, порой у больного наблюдается некоторое расстройство психики – возможно, отсюда и берут начало иные фразы и поступки Скобелева, отдающие манией