ты за него вступаешься!
– Я очень хорошо помню, – глаза у Хелье сузились, – как чувствует себя человек, у которого из-под носа увели невесту. Ты был когда-нибудь в таком положении? Не был. А я был. Ах, милый Хелье, – пискнул он фальцетом, передразнивая кого-то, – ты хороший мальчик, но недостаточно знатен и совсем не богат! Кстати, – добавил он с оттенком мстительности, – почему это я не богат? Вот почему? Вот объясни мне. Положим, состоять в родстве со шведским конунгом – это еще не знатность. Но где мое богатство? Где состояние?
– Сам виноват, – заметил конунг.
– В чем? В том, что я не старший сын своего отца?
– Безобразил много. Вот отец и лишил тебя твоей доли.
– А ты что же? Я в этом хлеву верчусь с измальства, Ингегерд за косички дергал, нос ей вытирал. У тебя на побегушках был. Где мое состояние?
– Что ж ты мне прикажешь – половину Швеции тебе отдать, что ли?
– Нет, но денег каких-нибудь можно было управиться выдать.
– Денег у меня у самого нет. А то, что она, невеста твоя, предпочла грека этого самого – так ей сердце велело.
– Ингегерд сердце велит предпочесть норвежца.
– Не бывать этому! – крикнул конунг, снова багровея. – Не бывать!
Он налил себе пива из огромного глиняного кувшина, пригубил, и тут же выплюнул на досчатый пол. Пиво оказалось теплое. Вообще март в этом году смахивал на май. Теплынь. Конунгу это не нравилось. Ему вообще не нравилась непредсказуемость северной погоды, и одной из причин его крещения, пусть не главной, была возможность попросить Того, Кто Все Это Создал, чтобы с погодой стало как-нибудь… ну… спокойнее, что ли. Чтобы не было в мае неожиданных снегопадов, а в феврале почти жарких дней, когда дурацкие растения вдруг просыпаются и распускаются почками и цветами, а потом их хрясть морозом, и после этого они все лето стоят, как пьяница горький, которому по роже залепили и к стенке прислонили для равновесия. Не то у Создателя имелись заботы поважней, не то Он не считал нужным удовлетворять погодные пожелания конунгов, а может просто изначально включил в общую гармонию вселенной элемент непредсказуемости, чтобы никому скучно не было – конунг не знал. Но был недоволен.
– Хелье, мальчик мой, друг мой любезный, – сказал он почти умоляюще. – Ну съезди ты в Хольмгард, что тебе стоит. Заодно развеешься. Деньги на путешествие я тебе дам. А? Не знаю, когда вернется из похода норвежская сволочь, но ведь вернется же. И тогда будет поздно. Ну, пожалуйста.
– Ладно, – смилостивился Хелье. – Подумаю.
***
Вот уже полгода любимым местом Хелье было взморье. Сидеть и смотреть на волны – любимое занятие. Даже в холод. Даже в непогоду.
Предпочла грека…
Откуда он взялся, этот грек? Никто и не думал до его появления предъявлять Хелье какие либо претензии по поводу происхождения. Семья Матильды сидела по уши в долгах, ей грозила потеря земель и даже продажа некоторых ее членов в рабство, и все давно с этим смирились! Никто не возражал против брака Хелье и Матильды, никто! Кроме ее брата, конечно, но брат не в счет, с братом Хелье бы как-нибудь сам разобрался.