Ершову один из его дружков, маявшихся в отдалении. – У него часы в жилу.
– Да, – быстро согласился Ершов. – Одолжи на пару деньков.
Света, заподозрив неладное, молча потянула Тимофеева к заветному крыльцу, но тот уже расстегивал ремешок своей старенькой «Ракеты» с электронным приводом, указывавшим не только год, месяц и день, но и погоду на ближайшие двое суток.
– Ты что – издеваешься надо мной? – зловеще спросил Ершов и коротко, умело стукнул Тимофеева в челюсть.
– Ой! – вскрикнула Света.
Часы взлетели к потемневшему от негодования небу, а Тимофеев без единого звука опрокинулся в кустарник, где и остался лежать недвижно.
– Так, – с удовлетворением произнес Ершов и нехорошо посмотрел на Свету.
Та приготовилась биться насмерть.
В этот момент на аллее показался правильный мужик, бывший морской пехотинец, а ныне староста курса Николай Фомин, возвращавшийся с популярной лекции о международном положении. Опасные для нарушителей общественного порядка кулаки Фомина были пока что засунуты в карманы кримпленовых брюк.
– Подбери лапы, – негромко приказал Фомин, ленивой походкой надвигаясь на сумеречных хулиганов.
– Коля, – сказал Ершов. – Иди себе мимо.
Но Фомин шел не мимо, а прямо на грешную троицу, как атомный ледокол на свежие торосы. И когда он остановился, так и не обнажив свои страшные кулаки, запросто превращавшие древесностружечную плиту обратно в стружку и опилки, на аллее не оставалось никого, кроме трясущейся Светы и поверженного Тимофеева.
На того было жалко смотреть. Тимофеев был перепачкан в земле, по губам текла кровь. Кроме того, он сгорал от жестокого мужского стыда.
– Света, – уничтоженно бормотал он, вытирая кровь заботливо предложенным листом подорожника. – Я не смог защитить тебя от разбойного нападения. Копейка мне цена. Я недостоин тебя и твоих чувств.
– По-моему, он ударился, – предположил Фомин. – Головой.
– О чем ты, Витенька? – запричитала Света.
– Я лопух, – мрачно объявил Тимофеев. – Меня стукнули, и я упал. И действительно ударился головой. Это позорно. Не всякий поступил бы так же на моем месте.
– Да брось ты, Тимофеич, – сказал Фомин. – Хочешь, я им вложу ума по-нашему, по-десантному? Жить будут, но с трудом. Или лучше их в деканате продраить с абразивчиком?
– Нет, – грустно промолвил Тимофеев. – Всех подонков не вызовешь в деканат, и абразива не напасешься. А тебе, Света, нужна в жизни опора и защита, не тюфяк вроде меня.
– Витя, пойдем на автобус, а? – жалобно попросила Света.
– Да ладно тебе, – подхватил Фомин. – Я тебя приемчику обучу – всю шпану распугаешь!
– Приемчику? – с горькой иронией переспросил Тимофеев. – Чудак ты, Коля… Ну, заходи ко мне завтра.
Поддерживаемый с одной стороны всхлипывающей Светой, а с другой – спокойным, как всегда, Фоминым, он побрел на автобусную остановку. Мысль о пережитом позоре не покидала его. Но если у слабых