время в доме остаюсь лишь я.
Чарльз опешил.
– Три недели, – наконец сказал он. – Затем я приглашу докторов.
– Я не сумасшедший и не сойду с ума к тому времени, – возразил я. – Кто-то передвинул статую.
– Мне пора, – со вздохом ответил Чарльз. Он мне не поверил.
Я подал ему костыли.
– Я собираюсь в город после обеда. Тебе что-нибудь нужно? – спросил я. В глубине души я надеялся помириться с ним, пока он не ушел.
Будь Чарльз ежом, он бы распушил свои иголки.
– Похоже, ты поправляешься, раз можешь дойти до Мевагисси.
– Нет, я возьму одну из фермерских лошадей. Мистер Тобин разрешает мне ездить на ней при условии, что я сам оседлаю ее.
Чарльз отвел взгляд в сторону.
– Он арендует нашу землю, Меррик. Ты не можешь брать лошадь у овцевода, это…
– Что ж, тогда никакого ужина, – рассмеялся я. – Ты сноб, но не нужно быть голодным снобом.
Наши взгляды пересеклись. Казалось, мы оба увидели то, что было очевидно годами, – нашу принадлежность к разным классам. В отличие от меня, Чарльз всегда был джентльменом. Его глаза наполнились слезами, и я перевел взгляд на прыгающих по земле ворон, притворившись, что не заметил этого.
– У тебя не осталось гордости, – заявил он. – Тебе больше нечем гордиться.
– Послушай, ни у кого из нас нет своих оловянных рудников. Зато есть свой фруктовый сад. Большой дом. Или половина дома… Вполне неплохо.
– Я продаю фруктовый сад.
По необъяснимым причинам наш дедушка заложил много земель. Само по себе это не было катастрофой. Его решение осталось бы лишь странной причудой в финансовой истории семьи Тремейнов, если бы наш отец умел распоряжаться деньгами, но он никогда не отличался бережливостью. Имение перешло в его руки в раннем возрасте, и он сделал неразумные инвестиции в оловянные рудники, которые быстро иссякли. Вместо того, чтобы рассчитаться с семейными долгами, отец влез в новые долги, заложив дом. Я не знал о финансовых проблемах много лет: когда растешь в запущенном доме, не обращаешь на это внимание. Но, покинув родные места и вернувшись, я увидел, что дом обветшал, и на Рождество заставил Чарльза признаться в долгах. Единственной нашей собственностью в имении были растения. Я не знал, что дела были настолько плохи.
– Это ведь не связано со мной или статуей? – спросил я. – Ты должен продать дом.
– Не говори чепухи! – возмутился Чарльз, и я не стал развивать эту тему дальше. Он был вспыльчив, но при этом моментально приходил в себя. Небольшая вспышка гнева, сверкнув, практически сразу словно застывала, как вода на морозе, но лед никогда не был достаточно прочным, чтобы надолго сдержать ее. Меня так и подмывало разбить этот лед, просто чтобы показать Чарльзу, что могу это сделать. Мне хотелось дать ему понять, что я был тихим не из-за покорности, а благодаря терпению. Его глаза все еще блестели, и он бы год со мной не разговаривал, если бы понял, что я заметил это. Он приложил руку ко рту.
– Хотя… я пытаюсь найти работу для нескольких садовников, –