иногда встречались на общих лекциях, да раз в месяц занимали друг другу очередь к заветному окошку кассы. Но всегда в общей аудитории мы искали друг друга, а когда находили и встречались глазами, радость вспыхивала мгновенно и одновременно, и этого нельзя было скрыть. И были долгие разговоры в битком набитом коридоре перед кассой, где мы стояли, почти прижавшись, и он рассказывал мне о солнечном Ашхабаде, где почти круглый год синее-синее небо над прекрасной долиной роз, куда он мечтает однажды привести свою любимую. А я рассказывала ему о заснеженных уральских лесах, о лыжных походах, о коротком ярком лете, и о простых полевых цветах, укрывающих землю. И мы удивлялись и радовались, что живем в такой огромной стране, и его пески становились моими песками, а мои леса – его лесами. А еще он говорил мне обо мне, и это было так сладко – впервые слушать, как мужчина так просто и так нежно говорит о тебе, и хочется оглянуться: может, он говорит это кому-нибудь другому, о ком-то другом. И вдруг понять, что это все мне. И удивиться. И почувствовать себя желанной. Но я не умела говорить о том, что чувствовала.
И мы никогда не говорили о любви, но это висело в воздухе. И то, что мы не говорили о любви, делало нас свободными от каких-либо обязательств, и давало надежду, делало возможным когда-нибудь, потом…
И снова каждый жил своей жизнью, только у меня над кроватью поселилась Ливерпульская четверка, и девчонки сразу все поняли. И вот – эта встреча. Мы молча дошли до столовой, очереди не было, мы быстро взяли по винегрету и побольше хлеба, и только сели за столик у двери, как вошли они. Валерка кивнул мне, а я опустила глаза в тарелку, будто его не заметила. Смятение. Вот что я тогда испытывала. Он ничего не обещал мне, так почему же мне так больно? А она гораздо красивее меня. Или доступнее? И уж, конечно, опытнее…
Сама виновата. Только разговоры разговаривать и умею. И то не открываюсь полностью. Всегда чего-то боюсь. Скорее бы дожевать и уйти.
Но не успела. Он вдруг встал и подошел ко мне. Я подняла глаза, девчонки продолжали деликатно жевать.
– Катюша, можно, я позвоню тебе? Нам давно пора серьезно поговорить, я должен все тебе объяснить. Хорошо?
– Зачем? Мы и так друг друга прекрасно понимаем. Не утруждай себя понапрасну.
Он хотел сказать что-то еще, но я начала демонстративно жевать, и он, постояв немного, вернулся к своей подруге. Девчонки обозвали меня дурой. Я была полностью согласна:
– Отстаньте, без вас тошно.
Я ждала этого звонка, и он позвонил, правда, через несколько дней. Характер выдерживал. Как ни в чем не бывало, пригласил погулять.
– Извини, мне не досуг. Зачеты начинаются.
– А у меня завтра пересдача, хвост еще с прошлой сессии. Если не сдам, вылечу из института.
Я поинтересовалась чисто по-дружески:
– И что тогда?
– Тогда я увезу тебя в Ашхабад.
– Ну,