юношу не пришлось более уговаривать и он принялся рассказывать сказку, которая пришла ему в голову, пока он смотрел на верхушки деревьев и любовался тем, как прикосновение осени превращает зелень листьев в золото. А ведь это превращение, которое не раз наблюдал каждый из нас, ничуть не менее удивительно, чем то, о котором поведал Юстес.
Золотое прикосновение
Однажды много лет назад жил на свете один богатый человек. Он был царем и звали его Мидас. У него была маленькая дочь, о которой никто не слыхал, кроме меня. Ее звали… но я то ли никогда не знал, то ли совершенно забыл ее имя. Будем называть ее Хризантема, так как я очень люблю странные имена у маленьких девочек.
Больше всего на свете царь Мидас любил золото. Он и свою царскую корону ценил главным образом за то, что она была сделана из этого благородного металла. Лишь свою маленькую дочь царь любил так же или почти так же, как золото. Но чем сильнее он ее любил, тем больше жаждал богатства. «Лучшее, что можно сделать для Хризантемы, – думал Мидас, – оставить ей гору золотых сверкающих монет, величайшую из когда-либо собранных со дня сотворения мира». И он всецело посвятил себя этой цели. Если взгляд царя Мидаса случайно падал на золотистые от заката облака, ему невольно хотелось, чтобы облака эти действительно были из золота и их можно было спрятать в сундук. Когда Хризантема бежала к нему навстречу с охапкой лютиков и одуванчиков, он обычно говорил: «Фи, дитя мое! Если бы эти цветы на самом деле были золотыми, тогда, пожалуй, еще стоило их срывать».
До того как Мидас окончательно отдался безумной страсти к собиранию богатства, он очень любил цветы. Он даже разбил великолепный цветник, в котором росли самые крупные и душистые розы, какие когда-либо появлялись на земле. Эти розы и теперь еще цвели в царском саду, такие же крупные, красивые и душистые, как и в то время, когда Мидас часами любовался ими в саду, с наслаждением вдыхая чудный аромат. Но если он бросал взгляд на свой цветник теперь, то лишь для того, чтобы вычислить, во сколько оценили бы этот сад, если бы каждая из его бесчисленных роз была сделана из золота. И хотя раньше Мидас очень любил музыку (несмотря на глупые россказни о его ушах, которые якобы походили на ослиные), теперь единственной музыкой для него сделался звон монет.
Наконец (так как с годами люди всегда делаются глупее, если только не стараются поумнеть), Мидас дошел до того, что не хотел ни смотреть, ни касаться какого-либо предмета, если только он не был из золота. Большую часть дня он обыкновенно проводил в мрачном подземелье, где прятал свое богатство.
В это подземелье, весьма напоминавшее собою темницу, Мидас спускался всякий раз, когда ему хотелось доставить себе особенное удовольствие. Тщательно осмотрев двери, он брал мешок с монетами или золотую чашу величиной с умывальницу, или массивный золотой слиток, или пригоршню золотого песка и выносил их из темных закоулков подземелья на узенькую полоску солнечного света, которая падала из крошечного окошечка сверху. Кажется, и солнечный