что кур доят. Дешевого хлеба нет, это верно. А дорогого в избытке.
– Значит, все хорошо?
– Не всё. Но будет. Будет всем хорошо. Очень хорошо. Вы сами потом спасибо скажете…
– Двести пятьдесят тысяч бастующих… – сказал кто-то с тоской.
– Врут. Это Англия распространяет слухи. Всё. Спасибо. До новых встреч…
Неся под нос околесицу, Шульгин запрыгнул на вагонную площадку и ввалился, как сугроб, в тамбур. Сзади захлопали, как снаряды, вспышки магния. Закрыть бы все газеты, – подумал он. – И моего «Киевлянина» в придачу!..
3
Государь очнулся от стука колес. Без сознания он был считаные секунды, но за это время в его голове произошло изменение. Как будто потеря сознания в самый неподходящий момент решила важный вопрос, и он остался далеко позади, где-то в районе Пскова и станции Дно. Пусть этот вопрос не был разрешен до конца, но надо было жить дальше: куда-то ехать, чем-то руководить и без конца наступать. Или отступать – это уже как Бог даст.
– Где мое отречение? – спросил он у Фредерикса.
– Какое отречение? – не понял министр двора.
Его лицо изобразило изумление. Он начал шарить вокруг руками, словно слепец или многорукий Шива, зачем-то переставил со столика фотографию дочерей Николая Александровича, заглянул под нее, пытаясь обнаружить злополучный листок. Потом отвернул портьеру и развел руками:
– Нету.
– Но его же привезли депутаты Государственной думы.
– Депутаты уехали, – ответил Фредерикс. – И увезли с собой всё, что привезли.
– Но я ведь помню… Я сейчас сам напишу!..
– Ни Боже мой, ваше величество! Вы очень устали, и вам необходим полный покой!..
Государь приподнялся на диване и кротко заглянул в глаза министра.
– А куда мы едем?
– Возвращаемся в Царское Село по вашему приказу.
– В Царское… Очень хорошо. Значит, поезд пропустили назад?
– Как могут ваш поезд и не пропустить?
– Но там же… Совет солдатских депутатов. Мне говорили… Он может воспрепятствовать!..
– Нам могут воспрепятствовать только снежные заносы, – предположил граф.
– Совдеп и заносы – одно и то же.
– Именно. Солнышко пригреет, и нет заносов. Настанет тепло, и нет Совдепа.
– Куда же он денется?
– Растает вместе со снегом.
Государь задумался. Спустил ноги на ковер и начал искать тапочки, елозя голыми ступнями. Из-под армейских брюк выглядывали белоснежные подштанники.
– Вы говорите о расстрелах? – предположил он.
– Я говорю о виселицах. На этих подлецов жалко тратить пули. Только веревка и древесина, не годная для строительных работ, – объяснил свою позицию министр двора.
В глазах его зажглась нешуточная страстность, которую можно было притушить лишь напускным равнодушием. И это – у сухопарого старика, которому нужно сушить сухари и думать о душе. Усы жесткие, закрученные кверху. Чем-то похож на кайзера.
– М-да… Быть может, – неопределенно