с слезами радости и удовольствия, и не оставил никого из всех, кого бы не облобызал он и не обмочил слезами. Все от мала до велика принуждены были к нему подходить и всех старался он приласкать, колико было ему тогда можно. Многих застал он еще живых, которых знал, но большая часть была незнакомых; отчасти родившихся после его, отчасти таких, коих оставил он еще в малолетстве, но все до единого были ему рады, и не могли на него насмотреться.
Между тем, как сие происходило, бегал хозяин почти без памяти взад и вперед, и суетился о скорейшем приуготовления милому своему гостю ужина. Все, что достаток крестьянский лучшего мог снискать, сносимо и приуготовляемо было бабами, понуждаемыми то и дело кропочущимся стариком-хозяином, а по изготовлении, что могли в скорости успеть, приглашают они утружденного старца, сажают почти насильно есть не хотящего за стол, окружают оный толпами и просят, чтобы покушал и не прогневался на худую пищу.
Сколь мало и имел старик охоты к пище, но принужден был сделать им удовольствие, а между тем суетился уж сам хозяин о приуготовлении ему места для отдохновения. Хозяйки принуждены были сломя голову бегать и приготовлять все, что к тому было потребно. Уже все было готово, и уже начали приглашать старика, чтоб он дал утружденным членам своим отдохновение, как появились его племянники и тогдашние владельцыего имения. Нечаянный и власно как нарочный случай, доставил до них слух о возвращении их дяди из полону, скорей нежели мог кто думать. Один их человек, случившийся в самое то время туте в деревне, как его привезли, бросился опрометью с известием о том к своим господам; а они не успели услышать и в том удостовериться, как бросились на лошадей и поскакали опрометью к своему дяде, которого с младенчества еще любили и почитали.
Свидание их с ним было нежно и таково, которое не может никак описано быть. Слезы с обеих сторон имели наивеличайшее участие в оном. Они не могли с ним довольно наговориться и не хотели никак допустить, чтоб он остался ночевать в крестьянском доме. Коляска по повелению их приехала вскоре за ними, и хотя утружденному и к трудам и худой постели привыкшему уже старцу, приятнее бы было остаться и взять скорее покой тут, но не мог он отказать на усильные просьбы и лишить удовольствия семьи и домашних племянников своих, чтоб видеть себя еще в тот же вечер.
Тут принужден он был опять вновь плакать и непринужденно соответствовать тем, которые его с радостными слезами встречали и были ему как отцу рады. Сие много помогло ему перенесть с великодушием печаль, которую имел он о потерянии жены и обеих дочерей своих. Он благодарил Бога, что не всех еще родных лишился, но видите сколь многих столько ж ему радующихся, как детей отцу своему.
На другой день извинялись племянники его пред ним в том, что во владение его имением вступили, и что не чая его быть в живых, перевезли дом и строение его в свое жилище и там двор его уничтожили. Но он никогда не почитал их в том виноватыми, но давно уже оправдал их в своем сердце, и доволен был