моей связи со всеми, кто окажется в городе. Главный и единственный.
– Понимаю, товарищ подполковник. Буду только присматриваться к людям.
Марков повернулся к нему:
– Вы слышали? Я повторяю: абсолютно ничем.
– С ума можно сойти, товарищ подполковник! – тихо проговорил Бабакин. – Сидеть сложа руки, когда вокруг…
– Если вы серьезно, сейчас же подайте рапорт.
Бабакин вытянулся. Подполковник бросил на него сердитый взгляд и, вернувшись к столу, включил радио. Послышалась громкая оркестровая музыка, «тарелка» не могла пропустить ее через себя, она хрипела, дребезжала и, казалось, могла сорваться с гвоздя. Марков раздраженно выдернул штепсель и смотрел, как он качается на шнуре. Потом взял его и аккуратно вставил в розетку. «Тарелка» суровым голосом диктора предложила прослушать арию Ивана Сусанина…
Марков прошел к окну и стал смотреть вниз, на улицу, похожую на дно глубокого ущелья. Здесь, на десятом этаже, в глаза ему било слепящее солнце, а там, на дне ущелья, лежала синеватая мгла. За спиной уже рокотал бас Сусанина. Раздражение не проходило.
С того дня, когда Маркова назначили руководителем оперативной группы, которой предстояло действовать в глубоком тылу врага, он часто впадал в такое раздраженное, почти неуправляемое состояние. Вот, изволите ли видеть, открылось, что у него есть нервы, с которыми он не может справиться.
Когда Марков повернулся снова к Бабакину, тот продолжал внимательно разглядывать карту.
– Словом, ждать, товарищ Бабакин, – как только мог спокойно сказал Марков и вернулся к столу.
– И год ждать? – весело спросил Бабакин.
– Два! Десять! Ждать! – повторил Марков, стараясь не смотреть на улыбавшегося Бабакина.
Приглушенно буркнул телефонный звонок. Марков схватил трубку:
– Слушаю… Ясно… Он здесь…
Марков положил трубку и посмотрел на Бабакина.
– Я буду терпеливо ждать, товарищ подполковник, – сказал Бабакин с такой интонацией, будто хотел успокоить Маркова.
– Немедленно на аэродром, – сухо произнес Марков. – Приказ комиссара госбезопасности Старкова.
Бабакин вытянулся.
– Есть!
Они смотрели друг на друга почти в замешательстве. Марков вышел из-за стола к Бабакину.
– У меня, Алексей Дмитриевич, нервы тоже не из проволоки… – усмехнулся Марков, стараясь спрятать смущение. – Ну, желаю вам успеха. До свидания.
– Через десять лет? – рассмеялся Бабакин. – Если можно, хоть чуть-чуть пораньше.
Марков смотрел на него удивленно: неужели у этого черта нет нервов? Ему захотелось обнять капитана, сказать ему теплые, дружеские слова, но он этого не сделал. Они ограничились энергичным рукопожатием, и Бабакин быстро вышел.
Недовольство собой стало еще сильней. Марков снова подошел к окну и, перегнувшись через подоконник, посмотрел вниз. Из подъезда выбежал Бабакин, посмотрел по сторонам и юркнул в стоявшую у тротуара машину, которая тотчас