Эй, Весеня, ты, что ли, к волхвам бегал? – загалдели остальные.
– Ну, я, я… – откликнулся наконец парень из-за чужих спин.
– Да ты не нукай, толком говори, бегал или не бегал? Да выходи вперед, чего там прячешься?!
Рослый, но еще по-юношески тонкий малый протолкался к костру.
– Ну, бегал… – подтвердил он, смущаясь всеобщим вниманием и густо краснея.
Прятал светлые глаза с темными, густыми, как у девки, ресницами.
– Звал?
– Ну, звал…
– И где он?
– Не пришел, выходит… – Весеня виновато разводил руками.
– Да, видать, не пришел… – подтвердили родичи.
– Волхв такой, когда не захочет, не придет…
– Волхвы – все такие. Напрямую с богами разговаривают. Как их понять?
Все опять замолчали. Конечно, у богов другие слова и особые речи… Старый волхв Олесь, весь покрытый морщинами и лишаями, как древний дуб, которому столько лет, сколько и представить нельзя, жил в глубине дремучего Ерошина леса, где скрывалось капище. Там, на священной поляне, пышно росло волховское древо, вокруг которого стояли резные чуры богов. С ним жили еще двое волхвов, Тутя и Ратень. Но те – помоложе, Олесь у них за старейшину. Лучше всех понимал богов, а они его…
Старейшины еще долго судили да рядили, сразу отогнать скотину и женщин подальше в лес или подождать, пока свеи наедятся.
Чесали головы, гладили бороды, задумчиво ловили в лохматых шкурах нутряных тварей. Да, уж не ждали, не гадали беды. Не было Лиха, а вот оно, тут как тут, появилось. Не зря говорят, Беда да Лихо – подходят тихо. Оно, Лихо, хоть и одноглазое, но всегда высмотрит, в какую кашу нагадить.
Женщин не пришлось прятать. Оказалось, у свеев появились свои. Щедрый князь Добруж прислал им два десятка здоровых, молодых наложниц. Среди них были даже две черные кожей, как головешки, бабы из далеких южных земель. Я-то таких уже видел, а родичи удивлялись, конечно.
Князь Добруж, как рассказывают, вообще сильно охоч до сладкого мяса. Скупает или крадет красивых молодых дев, где только увидит. Своими глазами не смотрел, кривдой хвалиться не буду, но родичи, кто бывал в Юриче, рассказывали, что разных наложниц у него уже целое войско. А детей расплодилось – он и сам давно со счета сбился. Вот и дарит лишних своим или чужим воинам. И хватает же добра прокормить всю ораву! Богатый князь…
Подаренные рабыни свеям и порты стирали, и мужскую нужду удовлетворяли так, что посмотреть любо-дорого. Многие специально бегали наблюдать тайно, залезали на деревья, чтобы лучше видеть. Умелые были рабыни, обученные, гибкие, как змеи болотные. Не чета нашим девкам-коровам.
По вечерам становище свеев оживлялось. Они точили мечи и секиры на камнях, смачивая их водой, чтоб не оставалось царапин на лезвиях, чистили и смазывали жиром доспехи, предохраняя от ржи. Громко говорили и спорили на своем причудливом языке, похожем одновременно на вороний кар и журчание воды между камней. Подолгу слушали монотонные, рубленые, как бревна, песни своих певцов-скальдов: совсем юного отрока Домара со звонким голосом девы и Якоба,