он коротко рассказать о всем, что с ним было? Всплывали какие-то подробности, казавшиеся крайне важными. Вспомнил вдруг, как 22 июня начальник райотдела НКВД сунул себе в карман его командировочное предписание, а он подумал: когда начальник его оттуда вынет? Не забыл бы! Вспомнился живущий в сожженной немцами деревне учитель, который дал ему вот эту, что на нем, куртку…
– Погодите! – раздраженно остановил его дежурный и подвинул к себе лист бумаги. – Отвечайте на вопросы: фамилия, имя отчество, год рождения и дальше как по анкете и без ненужных подробностей.
Вспомнив обычный порядок анкетных вопросов, Самарин начал отвечать. Дежурный, не глядя на него, записывал. Так они дошли до его назначения в пограничный городок и добрались до того начальника райотдела, который 22 июня взял у него командировочное предписание.
– Фамилия начальника?
– Не помню… Вернее, я даже и не узнал ее. Я же прибыл туда в первый день войны, и в тот же день меня включили в истребительный отряд.
– Фамилия командира отряда?
– Тоже не знаю.
– Странно.
– Ничего странного! – начал злиться Самарин. – Я явился в отряд, когда он уже грузился на машины. Потом я оказался в отделении сержанта Губарюка. Вот только его фамилию я знал и помню – Губарюк.
– Дальше что было?
– Несколько дней мы охраняли дорогу, по которой отступали наши. И военные, и население. Ловили диверсантов. А потом нас перебросили на железиодорожную станцию – название ее тоже не знаю… Там мы вели бой. Нас распределили ло территории станции. Я и еще один боец с пулеметом заняли позицию возле водокачки. Потом появилась самоходка, и стали нас бомбить с воздуха… Потом появились мотоциклисты. Мой второй номер погиб, ему снесло голову. А потом я пошел на восток.
– Самовольно? – быстро спросил офицер.
– Что значит – самовольно? Был приказ командира отряда отходить.
– Значит, с вами был и командир? Как его фамилия?.
– Я же сказал – не знаю. Приказ его передал нам прибежавший связной.
– Дальше что было?
– Я пошел на восток, к своим.
Дежурный долго смотрел на Самарина с презрительным недоверием и наконец снова спросил вяло:
– Дальше что было?
Виталий молчал. Дальше была встреча с Карандовым. Потом его непонятное исчезновение… потом тот учитель, которого он встретил возле торфяного болота. Но к чему про все это рассказывать? Он и сам сейчас понимал, что все, казавшееся тогда таким важным, тяжелым, даже героическим, теперь выглядело наивно и даже неправдоподобно.
– Дальше рассказывать нечего… – Самарин посмотрел в глаза дежурному: – Пробирался к своим. Днем прятался, ночью шел. Под конец повезло – меня подобрали танкисты из двадцатой армии.
– Там вас допрашивали?
– Да, в особом отделе. Но допрос не был окончен, так как объявили боевую тревогу и все пошли, и я тоже пошел…
Вдруг Самарин почувствовал смертельную усталость. Веки будто свинцом налились. Он закрыл глаза.