произнесла женщина. Помощник детектива остановился у свежего холма с ржавой табличкой.
– Прасковья Семёновна Соболяк. 1935–2008, – вслух прочитал он. – Семьдесят три года. А я о ней практически ничего не знал…
– Зато теперь знаете, – сказала Надежда. – А вот могила её мужа…
Николай перевёл взгляд на покосившуюся могилу без креста. На ней значилось «Степан Ефимович Соболяк. 1933–1972». Рядом было ещё одно захоронение, над которым возвышался небольшой обелиск с пятиконечной звездой и табличкой «Соболяк Андрей Степанович, 1966–1984, геройски погиб, исполняя интернациональный долг». При виде этого надгробия у Николая защемило сердце. Андрей Соболяк был его ровесник, и кто знает, может быть, они встречались на призывном пункте или в военкомате? Бобров хорошо помнил восьмидесятые: он тоже, как и многие тогда, написал рапорт с просьбой отправить их в Афганистан. Мальчишкам хотелось быть героями… Но на их рапорта смотрели сквозь пальцы и отправляли служить туда, где их ждали более рутинные, но не менее важные дела. Николай в Афганистан не попал, а вот Андрей Соболяк… И как поется в песне, «пришел домой в солдатском цинковом гробу…»
«Так мало времени прошло, а мы живём уже в совершенно другой стране, и подвиги этих мальчишек, таких, как Андрей, оказались никому не нужны. Да и выжившие воины-афганцы – тоже…» – думал Бобров.
Надежда молча стояла рядом.
Внутри ограды было ещё две могилы: Гаврилова Пётра Семёновича и Гавриловой Раисы Андреевны. Родились они оба в 1938 году, а умерли в 1996.
– А это…
– Да, родители Игната, – ответила на незаданный вопрос Надежда. – Я рассказывала, они погибли в авиакатастрофе.
– Жаль. Такие молодые… И сына сиротой оставили, – печально произнёс Бобров и, вспомнив о деле, поинтересовался: – А отчего муж бабы Прасковьи повесился?
– А кто его знает, – пожала плечами женщина, – говорили, что с ума сошёл, поэтому и разрешили похоронить на окраине кладбища, а так бы только за оградой. У нас тут стариков не переубедишь: самоубийство – грех!
– Да, – согласился Николай, уже думая о своем.
Какое-то странное чувство охватило его, смутное ощущение чего-то неуловимого: словно назойливая мысль крутилась в голове, но никак не могла принять чётких очертаний. «Что-то здесь не так, что-то здесь не так, – лихорадочно думал он, пытаясь сосредоточиться и переводя взгляд с могилы на могилу. – Что же меня смущает?…»
И тут Боброва осенило.
– Закономерность! – воскликнул он.
– Что? – не поняла Надежда.
– Извините, вслух подумал, – стал оправдываться Николай, но Надежда не отступала.
И Николай решился поделиться с ней своими догадками.
– Посмотрите на даты смерти – 72, 84, 96, 2008. – Николай по очереди указал рукой на надгробия могил в ограде. – Видите? Прослеживается чёткая закономерность – одна семья, одна кровь, а умирают люди каждые двенадцать лет! Видите?
– Вижу, – Надежда недоуменно пожала плечами, – я на это никогда не обращала внимания.