и этого, в случае поражения я просто не смогу рассказать ничего лишнего. О третьем этапе, направленном на подрыв боеспособности РККА, в частности, и Советского Союза в целом, дабы скормить его Третьему рейху, я узнал совершенно случайно. – Тухачевский задумался, слегка погрузившись в себя.
– Товарищ Тухачевский, – как сквозь пелену спросил его Молотов, – вы себя хорошо чувствуете?
– Слабость, – извиняюще улыбнулся Михаил Николаевич.
– Вы нам рассказывали о четвертом этапе.
– Да, совершенно верно. О самом факте четвертого этапа я узнал так же, как и о третьем, – случайно. Седьмого августа прошлого года мне сообщили о том, что видели Хрущева вместе с курьером – одним из тех людей, что связывал московскую организацию с Троцким. Ну поболтали, мало ли? Однако этот эпизод повторялся несколько раз. Я начал присматриваться к этому человеку и на каком-то этапе понял, что Троцкий готовит еще какую-то комбинацию. Ведь если Хрущева захотели завербовать, а он противился, то очень скоро курьер оказался бы арестован. Кроме того, курьеры обычно не вербуют сторонников.
– Вы считаете, что товарищ Хрущев ведет переписку с Троцким? – спросил Калинин.
– Не обязательно переписку. Курьер обычно привозит инструкции, в том числе устные. Однако ни в каких делах подготовки путча я Хрущева не заметил. Из чего я сделал вывод о том, что Хрущев для Троцкого – долгосрочный проект на случай провала предыдущих композиций. Но ничего конкретного я сказать по нему не могу.
– За кем еще вы замечали вот такие странные разговоры с курьерами? – спросил Ворошилов.
– Там мелькали разные люди. Лично я их не замечал, мне о них рассказывали, ссылаясь на то, что этот человек – сторонник путча.
– То есть это могли быть провокации?
– Вполне, – уверенно кивнул Тухачевский. – Но зная Троцкого, я считаю, что он одними провокациями не ограничится.
Наступила тишина. Все обдумывали сказанное маршалом. Конечно, далеко не все из того, что Николай Васильевич в образе Михаила Николаевича озвучил собранию, было правдой. Много деталей ему пришлось самостоятельно придумать, дабы увязать ситуацию в единую концепцию. Да и привязка к заговору Хрущева была исключительно плодом его фантазии, ибо никакими сведениями об этом он не обладал. Но уж больно он его не любил…
Тухачевский сидел и молча смотрел на ту избранную часть политбюро, что собрал Сталин для закрытого слушания. Теперь ему был конец. Окончательный и бесповоротный. Если его не расстреляют как предателя, то убьют люди Троцкого. Впрочем, он сделал что мог для предотвращения предвоенной истерии. Вон как Хозяин со свитой задумались – тишина была такой густой, что казалось, будто воздух превратился в желе, а часы, мерно отбивающие такт, гулко и раскатисто бьют в набат, сотрясающий буквально до самых прожилок.
– Товарищ Тухачевский, – нарушил тишину Сталин, – вы считаете, что если взять сейчас армейское командование, причастное