спящими кадетами: чтобы руки они держали поверх одеял, а поднимаясь в ватерклозет, чтобы всенепременно обували бы сапоги. Важными обязанностями дядек были также обязанности каждые два часа будить «пожарных», то есть тех кадет, которые страдали недержанием мочи, и следить за состоянием ночных ламп. Два-три раза в ночь дежурные воспитатели должны были обойти все ротные помещения, записать температуру в спальнях, удостовериться в тишине и порядке. Также по разу обязаны были навестить кадет ночью дежурный по корпусу (как правило, ротный одной из трёх рот) и смотритель зданий. Частенько даже сам директор корпуса делал обход спален, коридоров и учебных классов. Выявленный непорядок наказывался различными взысканиями, самым частым был штраф – у виновного вычитали из жалованья двадцать пять копеек…
Женя очень много читал – и художественной литературы, и учебной. По ночам, не в силах заснуть, он прокручивал в памяти прочитанное и буквально запоминал целые страницы. Поэтому у него не было проблем с учёбой, в числе успевающих он был среди первых.
Близилось окончание учебного года, ночи становились короткими и водянистыми, но Женя по-прежнему не спал, и этому бодрствованию было уже около двух месяцев. В одну из апрельских совсем тёплых ночей Женя как всегда таращился в потолок, читая на нём параграфы учебных заданий и страницы любимого Жюля Верна, едва-едва горели дежурные керосиновые лампы, свет от лампадки перед ротной иконой разбегался разноцветными пятнами по всей спальне, дрожал на стенах, колоннах и потолке, придавая помещению загадочный и праздничный вид. Отделенный дядька, как это чаще всего бывало и раньше, дремал на кожаном диванчике возле выхода в коридор, «пожарные» с полчаса как были подняты и благополучно оправились, почти все дежурные уже заходили со своими ревизиями, рота мирно спала, и посапывание сотни кадетских носов звучало умиротворённым и слаженным хором, из которого выбивалось только грубое всхрапывание отделенного дядьки.
Женя видел всю спальню словно при дневном свете и потому когда справа от него прошмыгнула, крадучись, ломанная тень, он сразу узнал её владельца – то был Лещинский. Женя много раз отслеживал, как кадеты встают ночью за известною надобностью, но никогда инстинкт не поднимал его следом за кем бы то ни было. Увидев Лещинского, кравшегося по проходу среди коек, Женя почувствовал волну омерзения и странное неприятное волнение. Дождавшись, когда тот выйдет из спальни и скроется в коридоре, Женя легко поднялся со своей кровати и пошёл следом. Он шёл босиком, абсолютно бесшумно и путь до коридора занял у него меньше минуты. Выйдя в коридор, он увидел Лещинского, стоящего возле офицерской вешалки против кабинета ротного и запустившего руки в карманы шинели капитана Косых, дежурившего этой ночью. Сердце Жени болезненно сжалось; он подкрался ближе и цепко схватил запястье Лещинского, блокировав его кисть, лежащую в кармане офицерской шинели. Лещинский зашипел, а Женя в тот же миг дико закричал:
– Рота, подъё-ё-ё-ём!
И