учился хорошо вот и все. Дьяк Ануфрий только дураков сечет, да лодырей.
– А ты не дурак и не лодырь.
– Выходит что так.
Царь вовсе развеселился.
– Ай да Ваня! – воскликнул. – Ай да молодец! Утешил сердце отцовское, тем, что в науках преуспел. Время и впрямь настает такое, что науки книжные полезнее, чем умение ратные. Державу то мы расширили, пора теперь ее вровень с иноземными государствами поднимать, а это без знаний да ума острого не сделаешь. Но что-то я спать захотел. Пусть народ празднует, а мне на покой пора. Чай я не железный, хоть дубом и зовусь, а все ж глаза закрываются. Вот жизнь мирная, сразу богатыря расслабила, мягче хлебного мякиша сделала. Проводи-ка меня до покоев моих, Ванюша, Окажи уважение.
Царевич Ваня рад стараться.
– Это мне великая честь, государь, тебя до спальни довести, – отвечает он царю и плечо свое хмельному батюшке подставляет. А по пути темными да узкими коридорами, продолжает отцу про себя рассказывать. – Я ведь не только читать и писать умею, но и на коне скакать, и из лука стрелять могу. И саблей и мечом отпор врагу смогу дать, коли понадобиться. А за тебя, батюшка, голову сложу и глазом не моргну.
Идет Дубрав, Ване в глаза смотрит, видит, что не врет малец, искренне говорит. Ноги у царя заплетаются от медов сладких да вин фракейских, да гишпанских, а на лице улыбка. Приятно ему такие речи слышать от сына нового. От Ратмира да Ратибора он ничего подобного никогда не слыхивал. Только просьбы одни, да жалобы друг на друга.
Дошли они до покоев царских, Ваня отца уложил на постель и сам с него сапоги снял, да одеялом укрыл, сладких слов пожелал и дождался, когда тот уснет, только тогда вышел.
– Завтра, сынок, тебя с собой на охоту возьму, – перед тем, как уснуть, пообещал мальчику Дубрав.
Вышел из царской спальни царевич Ваня, хотел было к матушке в светлицу, которую для нее выделили, побежать, да вдруг увидел своего дружка прежнего Антошку. Еще вчера вместе по двору бегали да поручения ключницы выполняли, да подзатыльники получали. Антошка парень веселый был, насмешливый, и петь и плясать и на гуслях да на дуде играть мастак был, поэтому во время пиров да праздников скоморохом был. Вот и сейчас на нем колпак дурацкий был, щеки свеклой выкрашены, красная рубаха с кушаком, да бубен в руках, и улыбка до ушей.
– Куда это ты собрался, царевич? – хитро спрашивает он у Вани.
– К матушке иду. Ночевать пора. Завтра на заре государь обещал меня на охоту с собой взять.
– Ты теперь не у матушки должен спать, – важно сказал Антошка. – А в своей светлице.
– А ты почем знаешь?
– А по том, что я к тебе слугой приставлен. Вот.
– Кем приставлен?
– Боярином Брадомиром. Вот. Что не веришь? Пойдем, покажу тебе твои покои, царевич.
И повел он Ваню по дворцу в самый дальний терем, где и впрямь для царевича были покои отдельные приготовлены. Слуги царские скоры на руку.
– Вот твои палаты. Хочешь спать? Вот твоя постель. Видишь, какая большая? Таких как ты пять на ней спать может.
И