добавила через паузу:
– Дурак ты, Степанов. Прощай…
Она отвернулась, прошла несколько шагов, и вдруг снова круто повернулась в мою сторону.
– А я, Степанов, сегодня очки сняла. А ты и не заметил…
И ушла. Я стоял, все еще сжимая обеими руками портфель, и в голове у меня была полнейшая каша. Тут был и разговор с Валькой, и телеграмма в Москву, и этот горе-налетчик, и Маша Сокова с ее снятыми очками. Для моей подточенной стрессами психики этого было слишком много за одни сутки.
Маша уже растворилась в темноте, а я только тогда машинально пробормотал в пустоту:
– Да, да… Конечно же, очки сняла…
Глава 6. Безуглов
Расстались мы с Игорьком если не врагами, то далеко не в самых теплых чувствах. Паскудно у меня было на душе, ох как паскудно. Почти десять лет не виделся с лучшим другом, а встретились – и вел себя, как последний идиот. Ну, на хрена, спрашивается, надо было ему исповедоваться? Нужна ему моя откровенность, как русалке калоши. Прекрасно можно было обойтись и без этого.
А он тоже хорош. Не разобравшись, взял и приклеил мне волчий ярлык. Тоже мне, друг называется. И что совсем уж хреново, в чем-то я почувствовал его правоту. Есть в его словах рациональное зерно. Вот что тебя, Безуглов, задело, потому ты и разозлился на него. Ведь ты в своей уверенности был до сих пор непоколебим и, исповедуя тезис «Вор должен сидеть в тюрьме» эволюционировал ее и довел до логического завершения «… а убийца и насильник должен умереть». И ведь до сих пор ты ни на секунду не сомневался в своей правоте. А Игорек за один вечер пробил брешь в твоей обороне, и это тебя бесит, Безуглов. Да, да, бесит. Признайся в этом хотя бы себе.
Так, или примерно так, я рассуждал, машинально покручивая баранку своей «девятки», и на повороте с Менделеева на Цветочную не заметил знак и зарулил под него. Чертыхнувшись, я моментально осмотрелся и заметил поодаль молоденького сержанта-гаишника, уже поднесшего свисток ко рту. Услышав его трель, сродни зубной боли, я досадливо поморщился и тут впервые использовал свое положение в корыстных целях. Когда сержант подошел к машине и козырнул, я протянул ему служебное удостоверение и с озабоченным видом пробурчал:
– Извини, сержант. Срочное дело…
Этот молодой романтик с почтительным видом откозырял, пожирая меня глазами с откровенной завистью, и удалился. Еще бы! Кто он, и кто я? Бледный сержантик, обреченный мерзнуть на дорогах и отрываться за это на водителях, и целый опер убойного отдела. А у меня на душе стало еще паскуднее. Вот так, старлей, все и начинается. Сначала ты манкируешь законными требованиями из идейных, так сказать, соображений, затем – чтобы замазать свои мелкие грешки, а потом ради корысти.
До управления я добрался в скверном расположении духа и самыми мрачными мыслями в своей ментовской башке. Едва мои часы показали девять ноль, ноль, я сразу же пошел на доклад к начальнику