позволяли Новгороду Великому прямо продолжить социально-экономические традиции Киевской Руси: 1) всенародный характер колонизации края и ничтожная роль в ней князей; 2) природные условия, не способствовавшие тому, чтобы промысловые и торговые люди занимались земледелием; 3) Новгород и его вечевой строй не затронуло разрушительное татарское нашествие[330]. Сопоставление облика городского республиканского строя с социально-политической жизнью Генуи, Флоренции и Венеции приводило к заключению, что со средневековой жизнью Западной Европы Новгород и Псков «не вносят никакого диссонанса»[331]. Социальные отношения в городах Русского Северо-Запада изображаются им в весьма реалистичных тонах. Находясь под впечатлением работ А. И. Никитского[332], где наблюдалось влияние идей экономического материализма, М. К. Любавский указывает «на глубокий социальный антагонизм» (борьба «меньших» с «большими»), который лежал в основе ожесточенной борьбы партий в Новгороде и вместе с «земской рознью» стал причиной гибели Новгородского государства[333].
Как видим, при всей явной зависимости схемы «удельного» периода Любавского от понимания ее «государственниками» (Чичерин, Соловьев, Ключевский) как времени перехода от родового быта к государственному историк в вопросе о феодализме на Руси стоял на стороне Н. П. Павлова-Сильванского. Работы последнего[334] учитываются им при истолковании природы рассматриваемых социально-политических институтов Руси XIII–XV вв. Между ними можно заметить сходство в решении принципиального вопроса о единстве исторических процессов в русском и западноевропейском обществах X–XV вв. Этот вывод Любавский сделал в результате широкого использования историко-сравнительного метода. Сравнение строя Англии после норманнского завоевания (1066 г.) и Франкского королевства VIII–IX вв. с Киевской Русью Х начала XII в. позволяет ему сделать вывод, что «Древнерусское государство выступает с теми же чертами строя и быта, с которыми являются и государства Западной Европы»[335]. Отсутствует и «разрыв» между эпохой «областного строя» и «удельной эпохой» (корни последней он видит в XII первой половине XIII в.). Строй «удельной эпохи» характеризуется как «недоразвитый феодализм» недоразвитый в силу «зыбкой» общественной почвы», на которой он создавался, подвижности населения в непрерывно колонизующейся стране и внешнего фактора, «будившего инстинкты народного самосохранения и вызывавшего к жизни и творчеству государственное начало»[336]. Поддержку Любавским выводов Павлова-Сильванского, построенных в плане борьбы с представлениями о самобытности исторического развития России, можно расценивать как, несомненно, положительное явление в российской либеральной историографии начала XX в.
В духе «государственной» школы Любавский идеализирует деятельность князей «устроителей наряда» в Киевской Руси и «организаторов» народного труда Руси «удельной», не замечает факты сословной борьбы горожан и крестьян