Плешивец, в натуральную величину. С ним еще двое мечников, Гамибгай Шмыгоносец и Айнави Рукоблудец, оба не наши, не из акувахов. Смотрят с подозрением, ладони на рукоятях мечей. Неужели успели побывать в Узунтоймалсе и увидеть воочию, что там творится?
– Крыса, – отвечаю коротко и невнятно. – Шуршит.
– И ты решил ее поймать руками? – усмехается Плешивец.
Мне нечего возразить. Но вместо того чтобы мычать и бегать глазами, обрушиваюсь на мечников.
– Что скалитесь, козлоноги? – рычу я. – Как стоите, уроды?! Вас что, обоих одна дура родила, что раскорячились перед знаменщиком, как шлюхи на базаре?
Мечники захлопывают пасти и подбираются. На Лиалкенкига же моя пламенная речь впечатления не производит.
– Если ты уже поймал свою крысу, – говорит он язвительно, – то объясни, почему ты решил оставить свой пост в темнице преступника и шляться по дворцу среди ночи?
– Не знал, что Когбосхектар Без Прозвища объявлен преступником, – бормочу я.
Рука моя все еще под гобеленом. Потому что к пальцам намертво прилип тайный знак и теперь никак не желает отлипать!
– Не твоего ума это дело, – отвечает Плешивец. – Объявлен, не объявлен… Сказано было: стеречь. Что же ты не стережешь, несносный дикарь?
– Потому что вызвали, – само вырывается из моих уст.
– Вызвали?! – Лиалкенкиг напряженно морщит загорелый лоб. – Кто же?
– Не могу открыть.
– Странные дела творятся во дворце, – произносит Плешивец в пространство. – Непонятные и недобрые. Вот и король наш куда-то сгинул. Лучшие воины мрут как мухи, беспричинно и безвестно. Вызвали, говоришь? Ладно… Свободны! – бросает он через плечо.
Гамибгай и Айнави в полном недоумении удаляются. Надо думать, не слишком далеко. И уж очень все это смахивает на какую-то недобрую игру.
Плешивец придвигается поближе.
– Сотник сказал что-нибудь? – шепотом спрашивает он.
– О чем?
– Кто, мол, убил Змееглавца, да зачем? Или, к примеру, кого привел Свиафсартон с Алтарного поля?
– Не сказал ничего.
– Так-таки и ничего? Перед смертью-то?
Значит, все же успели побывать…
– Меня вызвали, – твержу я упрямо. – Сотник был жив. С ним оставалось трое моих мечников. Ничего другого не знаю.
– Я для чего все это спрашиваю? – рассуждает Лиалкенкиг, словно бы специально ко мне и не обращаясь. – Для того, что ты мне по нраву пришелся с самого начала, как слез со своей горы, сменил овечьи шкуры на латы и взял в руки меч. Нет у меня большого желания обходиться с тобой, как ты того заслуживаешь, и как я обошелся бы со всяким другим на твоем месте. Ведь ты знаешь, я не слишком-то церемонюсь, когда мне хочется что-то у кого-то выведать. А ты явно что-то скрываешь от меня. Напрасно. Я ведь могу всю душу из тебя вынуть, как потроха из требухи…
– Мне незачем таиться, Плешивец.
Он нависает надо мной, словно хищный зверь над добычей.
– Кто