поймаю завтра.
Тот захлопал ладонями по тощим ляжкам, поднял глаза к потолку, забормотал:
– Боже мой, боже мой, за что ты меня так наказываешь? – И с недоумением спросил офицера: – Хотелось бы знать, кто наговорил вам обо мне столько глупостей?
– У заборов есть уши, а у домов глаза.
Лейба неожиданно расплакался:
– Чтоб эти уши завяли, а глаза полопались! Вы видите, пан офицер, в какой нищете живет бедный Лейба и его несчастные дети?!
– Пан офицер, – подала голос Матрена, – перестаньте издеваться над старым человеком.
– Замолчи, наконец! – сделал суровое лицо Лейба. – Если уважаемому человеку приятно издеваться, пусть издевается. Мне даже нравится. Я благодарен Богу, что Он послал такого хорошего человека в мой дом.
Пан офицер обвел насмешливым взглядом понурое семейство, в упор посмотрел на самого Лейбу.
– Когда от тебя уехали блатыкайные?
– Блатыкайные?! От меня, честного еврея? Вы, пан офицер, держите меня за полного бандита! Как можно принимать в правоверном доме блатыкайных?
– Блатыкайные уехали от тебя два часа назад, – раздельно произнес офицер.
– Боже мой! – вскинул руки Лейба. – Если вы знали, во сколько они уехали, так почему не задержали их? О боже! И такие люди работают в полиции!
– Что ты сказал? – побледнел пан офицер.
– Я сказал, что, будь я вашим начальником, вы давно бы маршировали младшим чином. Без погон! – хмыкнул еврей и, дернув плечом, добавил: – Надо же, знали, что были блатыкайные, и не задержали. Погром устроили бедному еврею!
Худощавый некоторое время молча смотрел на насмешливое лицо старого Лейбы и неожиданно ударил. Сильно, в самую переносицу. Лейба рухнул на пол, офицер вскочил со стула и принялся избивать его сапогами.
– Смеяться над паном офицером? Издеваться? Получай же, жидовска крэв!
Матрена заголосила, Фейга кинулась на помощь отцу.
– Что вы делаете?! Вы же его забьете!
Соня тоже сорвалась с места, вцепилась зубами в ляжку офицера, старалась ногтями расцарапать его физиономию.
– Чтоб ты сдох, пан! – кричала она. – Чтоб ты сдох!
Полицейские оттаскивали дочек, офицер уворачивался от ногтей Сони, продолжая яростно избивать лежащего на полу Лейбу. Матрена схватила палку с мокрой тряпкой, пыталась достать ею полицейского офицера. И только Евдокия продолжала стоять на месте, с ухмылкой наблюдая за происходящим.
Ночь плавно перетекала в утро. Фейга и Соня сидели в темной гостиной на разбитых ящиках и не сводили глаз с дверей отцовской спальни. Платье старшей сестры было изодрано, лицо Сони казалось багровым из-за кровоподтеков. Тихо плакала в сторонке Матрена.
Дверь спальни открылась, оттуда вышел доктор с саквояжем в сопровождении Евдокии. Он посмотрел на привставших дочек, перевел взгляд на мачеху.
– Есть все основания ждать худшего.
– Худшего для кого? – спросила Фейга.
– Для вас.