я про себя не однажды. Но напарницы не было. Увы… Что для молодого человека тоже оказалось, наверное, весьма кстати.
И постепенно юноша переступил ту грань, за которой проявление просто симпатии переходит в навязчивость. Вот что мне было делать в подобной ситуации?
«Да послала бы ты его куда подальше! – грубо скажет мне потом одна знакомая дама, – ничего бы подобного не случилось».
И, слава богу, что не послала. Послать я тоже могла кого угодно. И куда угодно. Разных приставал, прилипал и прочих мерзавцев, цеплявшихся ко мне по жизни. Но только не его. И я это очень тонко проинтуичила. Я была терпелива, терпима, вежлива. Но ведь насильно мил не будешь. Известно это. Я просто продолжала ходить на работу и выполнять свои обязанности. Но такого развития сюжета никак не могла предположить…
А интересно, как он предполагал развитие нашего с ним «служебного романа»? Или – не предполагал? И сделал это от отчаянья или, чтобы таким образом привлечь к себе внимание? Не знаю, не знаю…
На первой смене, когда в отделении находилось много сотрудников, было еще вполне сносно. Но на второй…
Особенно, если совпадало наше совместное дежурство. Меня даже уже начинала тяготить вторая смена, которую я любила. А ведь мне так нравилось время, когда расходились все, кто работал до шести. Мы закрывались на замок изнутри. Нас по пальцам можно было пересчитать: две телеграфистки, техник по аппаратам и я – дежурный редактор.
Если замолкали телетайпы, то и у меня не было работы. И я могла спокойно писать статью, читать книгу, болтать по телефону. Или, просто коротать оставшееся до десяти вечера время, удобно расположившись в кресле и прикрыв глаза. Но теперь всё было не так, не так…
На сердце легла тяжесть, а душа, словно, замерла. И моя, такая естественная способность сострадать, чувствовать переживания других, присущая мне по жизни и так необходимая в журналистской профессии, категорически отказывалась дать подсказку: как же теперь мне правильно с ним себя держать, чтобы подобное (упаси, боже) не повторилось?
Известно это: чужую беду руками разведу. А свою? Вот как мне теперь здесь работать дальше? Ведь внешне всё выглядело, как и прежде. И он, и я ходили на службу (как ни в чем не бывало).
Ну, получил втык начальник телетайпной за то, что, якобы, плохо со своими монтерами проводил работу по технике безопасности на рабочем месте. И всё. Поговорили для проформы – и забыли.
Но только не те двое, которые знали, что к «технике безопасности» случившееся не имеет никакого отношения…
Парадокс: жалость и мое понимание человечности на этот раз сослужили мне плохую службу. Теперь, когда я сталкивалась с ним на работе, я изо всех сил старалась не выдать своего волнения, отводя глаза в сторону, и даже, сожалея о том, что не ношу очки, которые, как мне казалось тогда, могли бы хоть чуточку сокрыть смятение моей души. Да разве дело было только в глазах!
Я начинала бояться не только посмотреть на него как-то не так, но и сказать что-то не то, чтобы не обидеть,