надышаться про запас, затем также внезапно замолкал.
Когда одна из теней, острая, словно нож гильотины коснулась мобильника, лежащего на тумбочке, тот завибрировал тихо и деликатно, словно извиняясь за нарушение тишины. Однако, Алексей отреагировал как если бы на него вылили ведро ледяной воды: он заорал, взмахнул руками и свалился с дивана на пол, больно ударившись головой. Он лежал, боясь открыть глаза и увидеть наяву картинки, которые еще плавали в сонном сознании. Боль от падения постепенно стихала, но вместо нее приходила другая, похожая на кольцо, распирающее череп изнутри. Не открывая глаз, Алексей сел и прислонился к краю дивана. Кольцо в голове продолжало разжиматься, одновременно раскаляясь и выпуская шипы. Алексей осторожно приоткрыл глаза и посмотрел наверх. Старческие ладони были там, хотя стали полупрозрачными, словно наложения кадров в старом черно-белом фильме. Алексей вскочил, бросился к торшеру и включил свет. Видение исчезло.
Морщась от молоточков, которые долбили в виски синхронно сердцебиению, он пошел на кухню за таблетками. Имея богатый опыт головных болей, он знал, что лекарства помогают ему слабо, но выбора не было, поэтому выпил сразу четыре штуки. По-хорошему сегодня бы забить на работу, остаться дома и поболеть, но Алексей сразу отогнал от себя эту мысль. Последний отгул он брал неделю назад после того, как упал в обморок прямо во время презентации для стратегически важного клиента, чем вызвал всеобщий переполох. В последнее время его состояние только ухудшалось. Болезни использовали тело Алексея как гостиницу, останавливаясь в разных органах на какое-то время, попутно одаривая владельца разнообразными симптомами: потеря обоняния, ухудшение слуха и зрения, сухой кашель, высокая температура, хроническая усталость, ночные кошмары, головокружение и тошнота, и вот недавно добавились обмороки.
К врачам он давно перестал ходить, чтобы лишний раз не поднимать короновирусную панику и снова не оказаться в стационаре. Четыре раза он лежал там, поглощая горсти антибиотиков, затем восстанавливал убитую ими микрофлору, а потом все повторялось снова. Одно он знал наверняка: его непонятная, но прогрессирующая болезнь в любой момент могла стать причиной увольнения. Не смотря на то, что он не особо любил свою работу, он панически цеплялся за нее, поскольку интуитивно чувствовал, что это последнее, что связывает его с этой жизнью.
Умываясь в ванной, Алексей почти не глядел на себя в зеркало, будучи равнодушным к своей внешности. Его худая, немного сутулая фигура никак не реагировала на беспорядочное питание и сидячий офисный режим, поскольку он относился к тем нескольким процентам человечества, которые не толстели ни при каких обстоятельствах. Аппетита не было, но Алексей знал, что для того, чтобы уменьшить вероятность обморока, которые случались с ним довольно часто в последнее время, надо заставлять себя питаться. После завтрака он сидел минут пятнадцать, прикрыв глаза, чтобы не вытошнило, и ждал, когда сможет одеться и добраться до машины.
В машине Алексей включил диск “Radiohead” и стал думать, что, наверное, странно, как эта тоскливая музыка примиряет его с депрессией. В свои тридцать четыре он чувствовал, будто его голова и сердце в последние годы только накапливают возникающие проблемы, никак не избавляясь от них – словно пакет в пылесосе, который перестали опорожнять или менять. Будто что-то в последние годы сломалось в теле, какой-то очистительный механизм вышел из строя, и весь мусор остается там.
С девушками у него как-то давно не складывалось – для них он был странный, далекий от чистой романтики или от чистой практичности, какой-то непредсказуемый и угловатый. Около года назад он встречался с молодой ландшафтной дизайнершой – энергичной, веселой, с быстрым внимательным взглядом. Больше всего она хотела создавать сады камней и мхов, а он не знал, чего хотел. Вернее он думал, что знал, но когда начинал рассказывать ей о своих продажах и офисных отношениях сразу понимал, насколько это звучит скучно, а его интерес к этой теме на самом деле фальшив. Он пытался отшучиваться, но звучало глупо и вымучено. Поэтому он замолкал, и начинал задавать ей вопросы, на которые она подробно отвечала. Так они подолгу гуляли по улицам, сидели в кафе. Он попробовал рассказывать ей о своих болезнях, но эта тема ее напрягала, и он перестал. Скоро она сообщила, что у нее есть другой.
Кроме этого он еще несколько раз пробовал знакомиться с девушками, но каждый раз появлялось какое-то непреодолимое обстоятельство – одна исчезла после его второго падения в обморок во время свидания в кафе, другая после того, как побывала у него дома и все внимательно осмотрела там. Ничего не объясняя, она просто перестала отвечать на сообщения и звонки.
Алексей пытался разобраться, понять себя, понять их, но ничего не выходило. От этого становилось все тоскливее. Темнота внутри сгущалась, словно ночь в подвале, а щели для света все сужались.
“Just cause you feel it
Doesn’t mean it’s there”
(То, что ты это чувствуешь, не означает, что оно существует)
Может Том Йорк прав, может быть сам факт того, что он чувствует все это дерьмо внутри не является доказательством его существования, но почему тогда он его ощущает – так явственно и болезненно. Что ему со всем этим