Ванетиния выжила лишь благодаря контрибуции, выплаченной тильским герцогством. Тилу разорили до нитки – но столица империи не умирала с голоду в эту зиму. Догадывались ли горожане о том, что хлебом насущным обязаны лишь расчетливой жестокости молодого императора? Вряд ли.
Алекиан покачнулся, переступил босыми ногами и крепче вцепился в шторы.
– Десятый день декабря, – повторил он. – Зима. Все уже занесло снегом… Я долго болел.
– Да, ваше императорское величество, – решился вставить священник.
– Я бредил, моя душа скиталась вдали от тела, – размеренно и тихо продолжал Алекиан, он вряд ли расслышал слова Когера, – я помню странные места, помню красное небо и синие деревья… Чужие, необычные. Мои сны были больны… но я вернулся в явь – она больна не менее. Жесткое время, кровавое время. Я с детства готовился занять престол, но не думал, что мне выпадет нести корону над реками крови, отправлять осужденных на плаху и посылать воинов на смерть в сражениях… Жестокое время. Я болен этим временем, отче. Или, может, это время больно мною? Зачем Гилфинг укрепил меня, зачем меня пробудила ваша молитва, отец Когер?
– Ваше величество, – промямлил клирик, – позвольте мне позвать ее величество?..
– Да, разумеется, – не оборачиваясь, задумчиво молвил Алекиан, – ты не знаешь ответа… что ты можешь знать, маленький человек… Пресветлый вещает через тебя, но не вкладывает мыслей в твою убогую голову…
Император говорил, не обращаясь к священнику, но тот предпочел понять произнесенное Алекианом «да, разумеется» как дозволение пригласить Санелану. Он в самом деле не понимал, почему по его слову свершаются дивные чудеса, почему воспламененные его словами солдаты устремляются в бой, позабыв страх. Когер давно перестал удивляться и давно оставил попытки дать объяснение собственному дару. Миновали времена, когда он, окрыленный вдруг проявившимися способностями, самонадеянно проповедовал самому императору Элевзилю и архиепископу Кениамерку, пытался выстроить собственные теории.
Гилфингова милость, коей был облечен Когер, обернулась тяжелым испытанием. Священник со смирением принял ношу и более не делал попыток отыскать объяснение. Он не жаждал ответов, но покорно исполнял то, к чему его предназначил Пресветлый. Алекиан же лишь недавно ощутил тяжелую руку божества. Он желал понять.
Когер торопливо поднялся с колен и поспешно, будто опасался, что Алекиан передумает, затрусил к двери. Император повернул голову и проводил клирика печальным взглядом.
– Ваше императорское величество! Ваше высокопреосвященство! – раздался снаружи взволнованный голос Когера. – Его величество изволили оставить ложе…
Испуганно вскрикнула Санелана.
Глава 3
Гева
Короля Гезнура зима застала в дороге. Невзирая на осеннюю распутицу, гевец объезжал страну, особенно часто его внимания удостаивались земли на северном берегу Золотой. Миновали веселые денечки,