Антон Кротков

Воздушный штрафбат


Скачать книгу

помрачнел лицом, нехотя взял листок бумаги, обмакнул разбитое перо в чернильницу и начал что-то писать. Делал он это с таким ожесточённым видом, словно собирался окончательно доломать перо.

      Борька уже смерился с мыслью, что на этот раз ему вряд ли удастся избежать серьёзного наказания. На заступничество приёмного отца надежды не было, ведь Нефёдов нарушил данное Фальману слово, не участвовать в уголовных делах. Да он бы сейчас и не принял помощь Якова Давыдовича, ведь это означало признать себя полным ничтожеством, треплом…

      За дверью кто-то несколько раз деликатно кашлянул, затем тихо постучал.

      Не отрываясь от своей писанины, милиционер недовольно крикнул:

      – Ну! Давай без церемоний!

      В помещение важно вошёл высокий худой стрик. Степенный, бородатый, в видавшей виды железнодорожной фуражке, в чёрном засаленном форменном бушлате и шароварах, заправленных в сапоги. Старик очень чинно поздоровался с милиционером и внимательно взглянул на Нефёдова.

      Сразу переменившись в лице, милиционер приветливо воскликнул:

      – А, здоров, Степаныч! Что ж ты, с утра «медведя напротив моих окон пускаешь»48, а поздороваться с приятелем времени нет.

      – В прежние времена, – с большим достоинством заговорил старик, – когда я на курьерском прибывал на крупную станцию, тотчас половой49 из пассажирского ресторана первого класса выбегал на перрон – поднести мне прямо к поручням рюмку «анисовой» или «смирновки»50 и хорошей закуси – непременно на серебряном подносе. «Откушайте, господин механик!» – говорил он мне. А я непременно в белых перчатках и в полном вицмундире, ну точно, как афицер какой, выходил!

      – Так ты, что же, выходит, по господскому званию тоскуешь? – ехидно усмехнулся милиционер. – Пора уж, старик, о прошлых то временах забыть.

      – Дурак, ты, Кондраша, хоть и при власти состоишь – беззлобно огрызнулся дед, сверкнув на милиционера белками глаз. От въевшейся в кожу угольной пыли веки его глаз казались подведенными тёмной тушью.

      – Не по званию я тоскую, а по – отношению! Народ ремеслом перестал дорожить, машину уважать разучился. Мне вчерась один деповский рассказывал, как ныняшная молодёжь свои паровозы называет.

      – И как же?

      – «Касса»! – с возмущением фыркнул старик. – Для них локомотив – всего-навсего казённая рабочая лошадка для заработка. А для меня, моего отца, деда Фрола – машина была и вторым домом, и членом семьи, и храмом. Мне по молодости лет дед подзатыльники отвешивал, если я позволял себе свистнуть или высморкаться в паровозной будке. Скверное слово сказать в машине считалось за великий грех, а тут: «касса»!

      – Э-ка, куда тебя шатнуло, Степаныч! – хохотнул милиционер, закуривая. – Храмы кончились вместе с революцией. А для рабочего человека, что станок, что твой паровоз, – всего лишь орудие труда, и делать из него культ – не по-пролетарски.

      После