и Ксения с особенным жаром превозносили стихи, особенно про платок. Ксения восхищенно повторяла:
– Смело, исключительно смело.
– Сначала Ксению проводим, это по пути, – щебетала Таисия Николаевна.
– И на чай зайдете, ты же замерзла совсем, – подхватила та, – да и Карл… простите, не знаю отчества?
– Просто Карл, – торопливо сказал Карлушка, – только я чай пить не буду, мне…
– У тети Ксени не только чай найдется!
Машинистка смеялась очень задорно, но в этом смехе тоже была жалкость – или так казалось оттого, что она откровенно мерзла в легком пальтеце (тоже, по странному совпадению, цвета какао).
Ксения жила в деревянном доме с забором. Нужно было пройти в калитку, потом подняться на несколько ступенек («осторожно: вот эта проседает»), потом были еще двери…
– Я пойду все-таки, – решился Карл, но обе замахали руками и заговорили одновременно. Выяснилось, что обе замерзли «до чертиков» и, стало быть, согреться просто необходимо. «И вы же обещали меня проводить; правда, тетя Ксеня?» – кокетливо приговаривала Таисия Николаевна.
Ксения между тем успела освободиться от «салопа» и скрылась за дверью, а когда дверь снова открылась, Карлушка чуть не отшатнулся: вышла древняя старушечка, согнутая буквой «Г», словно кто-то начал складывать ее пополам, но остановился на полпути. Старушечка прошаркала к столу, поелозила тряпкой по клеенке, а потом повернулась к Таисии Николаевне:
– Исть будешь?
Карла, похоже, старушечка не заметила.
– Не, баба Ната, не будем. Нам тетя Ксеня чайку обещала, – ответила машинистка и почему-то подмигнула Карлушке.
– Так и скажи, что чаю.
Когда старушечка говорила, она поднимала маленькую седую голову, похожую на головку чеснока, и становилось видно серое щуплое лицо в морщинах. Она послушно двинулась к плите и забренчала чайником. Согнутая спина ее была намного ниже плиты, поэтому старушечка далеко вытянула руку, передвигая чайник. Рука оказалась неожиданно крупная и узловатая, словно ее приставили от кого-то другого.
Ксения вернулась бодрая, с блестящими глазами, и поставила на стол початую бутылку водки.
– И знаешь, – оживленно заговорила она, наполовину повернувшись к Таисии и доставая рюмки из буфета, – тот рассказик про осенний день этого… ну как его, никак не могу запомнить, брюки у него короткие… Да он так и называется, по-моему, «Осенний день» – помнишь? Мне показалось, оригинальный.
Таисия Николаевна закурила и, отгоняя дым от лица, сморщилась:
– Это где трактористы? Нет, тетя Ксеня, у меня эти певцы колхозного счастья вот тут сидят, – она провела ребром ладони по шее.
В этот момент старушечка протянула руку и ловко схватила бутылку с водкой.
– А мне, Таинька, еще знаешь что показалось инте…
Взгляд ее упал на пустой стол, и она резко повернулась к старушке:
– А ну поставь назад! Отдай, кому говорю!..
С