мог судить Трясучка. Лишь рваные объявления шуршали в тишине на ветру.
– Ну! – рявкнул Саджам. – Где Коска?
– Она сказала, что будет здесь, – пробурчал Трясучка – скорей себе, чем ему.
– Она? – Старик схватился за рукоять ножа. – Какого дьявола…
– Здесь я, здесь, старый хрыч. – И из-за дерева в скудный свет выскользнула легкая тень.
Капюшон на сей раз был откинут, и Трясучка наконец разглядел ее как следует. Она оказалась еще красивей, чем он думал. И суровей. Очень красивая и очень суровая. На шее красный шрам, как у висельника. Вид самый решительный – брови сдвинуты, губы сжаты, глаза сощурены. Словно собралась головой пробить стену и плевать хотела, что из этого выйдет.
Лицо Саджама обмякло.
– Ты жива.
– Проницателен по-прежнему, как погляжу?
– Но я слышал…
– Это не так.
Старик собрался с духом на удивление быстро.
– Нечего тебе делать в Талине, Меркатто. Нечего делать в пределах ста миль от него. И уж совсем нечего – в пределах ста миль от меня. – Он выругался на каком-то неизвестном Трясучке языке, затем задрал голову к небу. – Боже, Боже, почему ты не позволил мне вести честную жизнь?
Женщина фыркнула.
– Потому что кишка у тебя тонка для такой жизни. А еще ты слишком любишь деньги.
– Чистая правда, увы. – Говорили они, как старые друзья, но рука Саджама оставалась на рукояти ножа. – Чего ты хочешь?
– Чтобы ты помог мне убить несколько человек.
– Палачу Каприле понадобилась моя помощь в убийстве? Что ж, если эти люди не слишком близки к герцогу Орсо…
– Он будет последним.
– Бешеная сука. – Саджам медленно покачал головой. – Нравится тебе испытывать меня, Монцкарро. Как всегда и всех нравилось испытывать. Ты не сможешь это сделать. Никогда, пока солнце не погаснет…
– А если смогу? И не говори мне, что все последние годы это не было твоим заветнейшим желанием.
– Годы, когда ты сеяла огонь и смерть в Стирии от его имени? С удовольствием принимала от него приказы и деньги и лизала ему задницу? Ты про эти годы говоришь? Не припомню, чтобы ты подставляла мне свое плечо в утешение.
– Он убил Бенну.
– Правда? А говорят, прикончили вас обоих убийцы, подосланные герцогом Рогонтом. – Саджам показал на обтрепанные объявления на стене у нее за спиной, на которых изображены были два лица – мужское и женское. Трясучка вздрогнул, сообразив, что женское принадлежит ей. – Лигой Восьми. Все очень горевали.
– Мне не до шуток, Саджам.
– А когда тебе до них было? Только это не шутки. Ты – настоящий герой… так называют тех, кто убил столько народу, что простыми убийцами их уже не назовешь. Орсо произнес большую речь, сказал, что всем нам нужно сражаться усерднее, чтобы отомстить за тебя. И все плакали. Бенну, конечно, жаль. Мальчик мне всегда нравился. Но я со своими дьяволами примирился. Советую и тебе сделать то же самое.
– Простить может мертвый. Простить можно мертвого. У остальных найдутся дела