вижу, как брови нашей обвинительницы полезли вверх.
– Завидовать? Вам? Ей?.. Да я… – но я не даю закончить фразу.
– Это чему же вас в пединституте учат? – продолжаю громко, развязно. При том – не делаю ни малейшей попытки прикрыть срамные места, так что обзор у Ильиной отменный. Она и смотрит – глаз оторвать не может. Нинон за моей спиной шуршит в сене, натягивая одежду.
– Эксгибиционизмом значит, страдаете, гражданка Ильина? – мой палец обвинительно уставился на вконец растерявшуюся комсомольскую активистку. – Извращенка, значит? И такие у нас будущие педагоги и комсомолки?
Звук, который издала Ленка – нечто среднее между писком и стоном. Но заговорить она всё же сумела, хоть и с третьей попытки.
– Эксгиби… Абашин, ты что плетёшь?
– Эксгибиционизм, – говорю я наставительно. – это болезненная тяга к получению сексуального удовлетворения путём демонстрации своих половых органов.
И немедленно иллюстрирую сказанное, самым пошлейшим способом – потрясаю упомянутыми половыми органами на манер хайлендеров из фильма «Храброе сердце». Которого, Ильина никак не могла видеть, поскольку снят он будет только в девяносто пятом.
– Демонстрирую? Я? – Люська аж подавилась от возмущения. – Да ты же сам… и эта хабалка…
– Ты так в этом уверена? – оглядываюсь по сторонам, обнаруживаю свои трусы, валяющиеся у основания стога, и принимаюсь неторопливо их натягивать. – А вот у нас другое мнение. Согласно ему, ты явилась сюда незваной, сняла юбку, спустила свои труселя и стала смущать нас, несовершеннолетних, видом своих прелестей – вероятно, с целью склонить к групповому половому акту. И, заметь – не только мальчиков, то есть меня и Серёжу, но и девочку, Катю. Что неопровержимо свидетельствует ещё об одной грани твоего извращения. К счастью, твоя одноклассница – киваю на Нинон, которая уже успела натянуть платье, – всё видела и сможет подтвердить.
– Вы не посмеете! – в глазах Ильиной торжество сменилось самым настоящим испугом. – Вам не поверят…
– Уверена? – многообещающе ухмыляюсь. – До клуба тебе бежать не меньше четверти часа. А я верхом буду там через пять минут, и подниму всех на ноги – на предмет отлова сексуальной маньячки, которая охотится по ночам за невинными школьниками с целью втянуть их в бездну разврата. Вот и думай, кому поверят – нам четверым, или тебе одной, да ещё и нетрезвой?
Тут я бью наверняка – ну не может такого быть, чтобы посиделки с гитарой, с которых я увёл ребят в ночное, обошлись без бутылки-другой.
На Ильину жалко смотреть. Она судорожно прижимает руки к подолу юбки, будто подозревает меня в намерении кинуться на неё и склонить к занятию тем самым эксгибиционизмом. Пожалуй, хватит, а то запаникует и всё село на ноги поднимет своими воплями…
– Но я сегодня добрый. – великодушно сообщаю своей визави. – Если посидишь тут, на бережку и охолонёшь слегка – мы, так и быть, никому ничего не расскажем. Я же понимаю… – заговорщицки понижаю голос, – у каждого